— Пять лет — не срок. Уж кое-что в некромантии я смыслю, — проговорил парень проникновенно, — и в одном она точно схожа с нашей специализацией. А именно — развивается весьма неторопливо. Если бы кто-то действительно сделал подобное, не побоюсь этого слова, фундаментальное открытие, мы с вами точно бы об этом знали. К тому же для такого нужно обладать силой большей, чем у Берндетта, а даже равных ему не рождалось со дня его гибели. Не считая принца, — добавил продавец почтительно. — Но он ещё юн, и в полную силу войдёт дай боги лет через двадцать.
— Гербеуэрт тир Рейоль? — безнадёжно уточнила Ева.
— Кто же ещё.
Грустно отложив книгу на прилавок, Ева полезла в сумку за монетами.
Нет, это ещё не означало полный отказ от побега и потерю всех надежд на воскрешение. В конце концов, этот парень явно немного заблуждался по поводу текущей силы Герберта — значит, мог заблуждаться и по иным поводам. Но ясно одно: такие, как она, в этом мире случай беспрецедентный.
И это наводило на неутешительные мысли, что королева и её библиотека действительно могут быть единственным источником столь необходимых Еве знаний.
Выискивая среди монет три серебряных на вид кругляшка с подписью «10 вуленов», она размышляла над тем, что бы ещё выпытать у словоохотливого аборигена. Из разговоров она выяснила, что с девяти по местному времени в стране наступал комендантский час; но, судя по замеченным ею часам на башенке, времени было ещё достаточно. Так что параллельно с монетами Ева перебирала назревшие у неё вопросы, выбирая из них наиболее актуальные — как вдруг её самым бесцеремонным образом схватили за плечи.
— Ты… — парень почти хрипел, — ты что, умертвие?!
Монеты, выпав из её пальцев, звонко запрыгала по полу.
Когда шокированная Ева подняла взгляд, продавец с растерянной пытливостью всматривался в её лицо.
— Твоя аура, — бормотал он, всё сильнее стискивая ладони на её плечах, — я не вижу твоего роборэ! Но умертвия ведь не могут быть такими… такими…
Она среагировала, не думая. Подняв руки, собираясь оттолкнуть его.
Однако смычок, тут же возникший в пальцах, лучше неё понял, что нужно делать.
Безобидный, слабый вроде бы толчок отшвырнул парня к стене. Ударившись головой о закрывавший её стеллаж, он безвольно сполз на пол, и сверху его щедро присыпало выпавшими с полок книгами.
Ева уставилась на смычок, безобидно искрившийся в ладони.
На продавца, определённо потерявшего сознание. Если не хуже.
Аура. Чёрт. Так здешние колдуны способны видеть ауру? И по ауре определить, что она мертва?..
— Дубль диез! — досадливо выругалась Ева.
(Привычка заменять непечатные слова «профессиональным сленгом» появилась у Евы где-то на втором курсе колледжа — когда она зачла книгу, где некие волшебники по магическим причинам вынуждены были заменять ругательства на «сахар». Надо сказать, у однокурсников эта её привычка вызывала умиление или понимающий хохот. Вопреки распространённому мнению, музыканты в абсолютном своём большинстве — не распущенная богема и не нежные фиалки, а самые обычные ребята, которым ничто человеческое не чуждо, включая крепкие словечки. Но поскольку Ева была воспитанной девочкой, а нецензурно выразиться иногда очень хотелось, она придумала изящный выход из ситуации — благо музыкальные термины очень к тому располагали. Судите сами: разве «двойной доминанты терцквартаккорд с повышенной примой и пониженной квинтой» для непосвящённого человека не прозвучит как очень изощрённое ругательство, особенно если адресовать всё это дело собеседнику туда, где солнце не светит?)
Первым делом девушка метнулась к двери в лавку. Опустив плотную тканевую шторку на застеклённом окне, задвинула засов; потом, опасливо вернувшись к продавцу, опустилась на колени рядом.
Тот дышал. И вместе с облегчением это принесло озабоченность по поводу того, что теперь этот милый молодой человек превратился в ненужного свидетеля.
И в дикую злость на себя.
Умница, Ева. Выбралась на прогулку за информацией — а ведь информацию об ауре наверняка можно было бы узнать из книг в замке. Повезло ещё, что этот парень не вырубил её сразу. Или что её не заприметили милые люди в чёрном, патрулирующие улицы. Должно быть, среди них просто не было магов.
На миг у неё возникло жгучее желание просто убежать отсюда, сломя голову. Потом Ева вспомнила, какие форсмажоры случались порой на концертах и зачётах.
Взяла себя в руки.
На сцене, когда волнение холодит руки, кружит голову и растекается в крови, может произойти что угодно. И, что бы ни происходило, Ева из этого неизменно выходила с честью. Ибо даже если ты забыл текст, главное — не сдаться, остановившись и обернув выступление провалом, а как-нибудь доковылять до момента, с которого твои пальцы и мысли вновь обретут уверенность.
Ладно, подумала она, вскидывая руку со смычком. Я импульсивная дура. Я налажала. По-крупному.
Но сейчас важнее всё исправить, чем сокрушаться по этому поводу.
Подняв левую руку почти на уровень плеча, Ева закрыла глаза.