Смерть и возвращение Юлии Рогаевой

Общее направление поначалу представляется ему ясным и простым, и тем не менее он быстро запутывается в бесконечных коридорах, и ему приходится просить помощи у встречных врачей и медсестер. Но те, оказывается, мало информированы о мертвых, они больше специалисты по тем, кто еще жив, хотя и болен. В конце концов его посылают в секретариат, может, там еще кто-нибудь случайно задержался, несмотря на позднее время, и, действительно, он находит там дежурную ночной смены, которая выражает изрядное удивление, когда выясняется, что этот человек пришел чуть не посреди ночи только ради того, чтобы безотлагательно сообщить сведения о какой-то неопознанной погибшей, которая лежит здесь уже не первые сутки. Нет, это, конечно, благородный поступок, но, к сожалению, такие сведения нужно передать непосредственно тем, кто занимается отправкой погибших в Институт судебной медицины в Абу-Кабир, поэтому ему следует обратиться туда, лично она может только объяснить, как пройти в мертвецкую, и постараться, чтобы его там кто-нибудь встретил.

Выясняется, что ему вовсе не нужно, как он было предполагал, спускаться на нижние этажи и искать там подвал, в котором хранятся покойники, а наоборот — следует вообще выйти наружу, пересечь небольшую сосновую рощицу и пройти к стоящему за ней старому одноэтажному каменному зданию, построенному в виде треугольника, в одной вершине которого располагается склад медицинского оборудования, в другой — отделение судебной медицины, а в третьей, не имеющей никакой вывески и чуть скрытой деревьями, как раз и находится цель его визита. Вокруг темно, и пробираться приходится по какой-то скользкой тропке. Далеко впереди мелькают огни жилых домов. Днем, наверно, отсюда расстилается прекрасный вид на пустыню и горы. Странно, что они даже не пытаются упрятать такое отделение куда-нибудь подальше, а держат покойницкую вот так вот просто, без охраны или надзора, как самую обычную часть больничного комплекса, — заходи кто хочешь и когда хочешь. Впрочем, не совсем кто хочешь — спросили же у него пропуск. Просто так сюда заходят и выходят, наверно, только те сотрудники и посетители, которые давно уже не боятся мертвых и которых мертвые тоже давно не боятся. В маленьком окне здания горит свет, но Кадровик не уверен, что дежурная секретарша уже послала сюда кого-нибудь, чтобы его встретить. Не страшно, говорит он себе, я хорошо одет, защищен от холода и возможного дождя, так что могу и подождать. И если даже выяснится, что я пришел напрасно, можно считать это рекогносцировкой, которая потом сэкономит мне время. Вернусь завтра и быстренько найду нужного человека. А пока что дома у матери успеет согреться вода в ванной…

Дверь оказывается запертой, на стук никто не отвечает, и он неторопливо обходит кругом всё здание, пока не находит наконец такую дверь, которая открывается чуть ли не сама собой, от самого легчайшего прикосновения, и точно во сне, без всякой подготовки и предупреждения, оказывается в прохладном, слабо освещенном зале, где еле слышно жужжит кондиционер, вгоняя внутрь холодный воздух, а на полу двумя параллельными рядами лежит примерно дюжина носилок с трупами, частью тщательно упакованными, частью только завернутыми в прозрачную нейлоновую пленку, — как видно, для будущего вскрытия или студенческих занятий.

Он застывает на месте. При всем его атеистическом отношении к смерти как явлению окончательному и абсолютному, ему все-таки кажется немного безответственным оставлять такую дверь совершенно незапертой. Ну, хорошо, он прошел армию, приступы болезненного воображения ему не свойственны, и психика у него устойчивая, но ведь окажись на его месте более чувствительный человек — ударился бы в панику, а то и вообще хлопнулся, чего доброго, в обморок. А потом мог бы подать на них в суд за душевное потрясение…