Смерть и возвращение Юлии Рогаевой

Он просыпается с ощущением такого неизъяснимо острого счастья, что, едва открыв глаза, тут же торопится встать, чтобы недавнее видение не стерлось каким-нибудь новым сном. За годы сверхсрочной службы он натренировал себя, просыпаясь, тотчас вспоминать, где находится и какова боевая обстановка, и сейчас, бегло окинув взглядом маленький зал, сразу же припоминает, что это помещение для отдыха охраны, а профессиональная зоркость тут же подсказывает ему, что за время его сна трое охранников, спавших на полу возле печки, исчезли, а на их месте, завернувшись в те же одеяла, спят трое других. Все его спутники тоже спят, и, хотя утро далеко и кто-то позаботился подбросить в печь поленьев, чтобы поддержать тепло, ему хочется поскорее выйти на улицу. Недавний сон пробудил в нем нетерпеливое желание снова взглянуть на гроб с телом погибшей женщины. Ему приходит в голову, что следовало бы, пожалуй, прикрыть мальчишку, который во сне сдвинул с себя одеяло, но он боится даже случайно прикоснуться к исцарапанному, искусанному телу.

Осторожно и тихо одевшись, он завязывает шарф, натягивает толстый плащ и берет в руки тяжелые ботинки, чтобы обуть их снаружи. Уже у двери он видит, что Временный консул приоткрыл красные от сна глаза. Он обменивается с пожилым мошавником беглым успокаивающим взглядом и выходит из зала. В коридоре, у входной двери, коротает ночь старик сержант, опершись спиной на невысокую переносную ограду, преграждающую вход в подземное убежище, — видно, следит, чтобы какой-нибудь турист не прошел бесплатно в убежище. В армии ему не раз доводилось застигать врасплох спящих часовых и даже разоружать их, но с этим пожилым сверхсрочником не стоит играть в эти игры. Он садится рядом и начинает обуваться, надеясь, что это разбудит старого сержанта и он сможет попросить его открыть входную дверь. И действительно, сержант почти сразу же открывает глаза, и его суровое, изрезанное морщинами лицо немедленно добреет, когда он замечает на ногах гостя ботинки явно солдатского образца. Он торопливо поднимает одеяло, прикрывающее что-то лежащее рядом на полу, и Кадровик видит зарядное устройство своего телефона, провода от которого тянутся к стенной розетке. Нашли, значит, в конце концов подходящую! Ну, старый служака явно заслуживает благодарности, думает Кадровик, но, не зная нужных местных слов, только наклоняет голову в знак признательности, и сержант, поняв его без слов, тоже кивает. Затем отключает зарядное устройство, осторожно протирает его полой своей шинели и передает в руки владельца.

Теперь можно попытаться позвонить. Прежде всего, проверим свой автоответчик. Так, долгие гудки, никаких сообщений. Теперь, для надежности, попробуем передать какое-нибудь сообщение, ну, хотя бы самому себе. Он наговаривает несколько слов на автоответчик, потом повторяет вызов и слышит собственный голос, возвращающийся к нему из глубин далекой иерусалимской ночи. Телефон в порядке. Он одобрительно улыбается сержанту, вынимает из нагрудного кармана купюру и протягивает ее старику, но тот решительно отталкивает руку с деньгами. Понятно. Один солдат не возьмет деньги с другого солдата. Тем более за такую пустяковую услугу. Тогда, может быть, он выпустит гостя на улицу? Гость хотел бы на минутку глянуть на гроб, который они оставили вчера на платформе. Непонятно? Кадровик рисует руками в воздухе что-то, что должно изображать гроб, и для верности, слегка отклонившись и прикрыв глаза, складывает руки на груди, как будто сам лежит в нем. Великая сила мимики — старый сержант энергично кивает в знак понимания и тут же распахивает входную дверь. Знай я местный язык, думает Кадровик, я запросто мог бы ими всеми здесь командовать. Когда-то в армии он какое-то время был командиром на базе, где обучали новобранцев. Отчужденный вид и решительные, четкие жесты быстро завоевали ему тот непререкаемый авторитет, который так нужен солдатам, чтобы с готовностью и доверием подчиняться своему командиру. Для выживания в бою это главное дело. Впрочем, он не скрывал от начальства, что, на его взгляд, в мире нет такой цели, ради которой стоило бы посылать людей умирать в бою. Неудивительно, что он не сподобился лычек подполковника. Пацифистов в армии не любят…

Ледяной налет уже исчез, и гроб обрел свой прежний серовато-металлический блеск. Рука ощущает резкий холод прикосновения. Из-за простой прямоугольной формы невозможно понять, где тут лицо, где ноги. Ладно, это всё досужее любопытство. Стоя рядом с гробом, он вынимает свой спутниковый телефон и набирает номер Старика. Там, в Иерусалиме, уже начало ночи, но человек, который отправил своего посланника в эту снежную пустыню, сам оставшись в домашнем тепле, заслуживает, чтобы посланник разбудил его даже посреди ночи, тем более — для очередного отчета.