Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

Я ожидал, что Афанасьев и другие члены Межрегиональной группы, прежде чем согласиться на президентскую систему, призовут к дальнейшим обсуждениям, и пять их условий не были неожиданностью, поскольку давно обсуждались во всеуслышание. Но невоздержанные личные выпады Афанасьева против Горбачева меня и вправду удивили: я понял, что Горбачевская критика демократических реформаторов ad hominem и его открытая враждебность по отношению к демонстрации 25 февраля породили меру вражды, которую трудно будет свести на нет. Еще за несколько недель до Съезда лидеры Межрегиональной группы (за исключением, пожалуй, Ельцина) по–прежнему готовы были признать доброту намерений Горбачева, теперь же они, похоже, отстранились не меньше Ландсбергиса, подозревая Горбачева в намерении обрести дополнительную власть только для того, чтобы получить возможность выступить против них.

Я сожалел об этом расколе. Афанасьев и его сподвижники «демократы», считал я, в принципе были правы, но избрали неверную тактику. В конечном счете, если Советскому Союзу суждено было когда–либо стать демократией, пять выдвинутых ими условий оказались бы выполненными, а вот требовать, чтобы они были выполнены, прежде чем Горбачеву удастся утвердить свою власть независимо от Коммунистической партии, с моей точки зрения, означало обрекать себя на поражение. Для того, чтобы прийти к демократической системе, необходимо было избавить политический процесс от мертвой хватки партии. Для осуществления этого не имелось иного практического способа, кроме учреждения президентства или чего–то похожего под другим названием.

План Горбачева включал в себя изменение статьи VI Конституции для ликвидации ссылки на «руководящую роль» Коммунистической партии и допущения многопартийной политической системы. С моей точки зрения, это было необходимой предпосылкой президентской власти, так что успех Горбачева, добившегося от Центрального Комитета согласия на президентство, следовало считать важным достижением. Между тем, Афанасьеве демократическими реформистами, похоже, не желали отдать Горбачеву должное за достижение того, что лишь несколько недель назад полагали своей основной целью.

Прими Горбачев их совет и согласись на все пять пунктов, скорее всего он не сумел бы заложить позицию для политического руководства вне Коммунистической партии, в особенности, если бы отказался управлять партией, пока она все еще была способна заблокировать политические перемены. Прежде чем избавляться от руководства партией, Горбачев должен был создать систему властного правления вне партии. Президентская система давала прикрытие для осуществления этого, и, как казалось мне, Горбачев намеревался использовать предстоявший партийный съезд и так перестроить партию, чтобы она не смогла в будущем напрямую править страной, подминая под себя официальные органы власти.

Обсуждая все эти вопросы в частных беседах со сторонниками Горбачева, как и с его критиками, я порой спрашивал себя, не слишком ли я доверчив и наивен. Горбачев — человек огромного личного обаяния (во всяком случае, в отношениях с иностранцами) и знает, к каким доводам прибегать, добиваясь расположения посетителя. У нас складывались личные отношения все возрастающего доверия, и это, конечно же, накладывало отпечаток на мое суждение. Вспоминаю, как один из самых выдающихся моих предшественников на посту посла в Советском Союзе, Леуэллин Томпсон, настолько попал под влияние личных отношений с Хрущевым, что не обращал внимания на признаки ослабления его позиций и не видел, что тот мог быть отстранен своими коллегами.

Будучи в 1963 году рядовым сотрудником посольства в Москве, я на себе ощутил силу недовольства Томпсона, когда подготовил сообщение, что некая фракция, скорее всего руководимая Брежневым, готовится сместить Хрущева, Томпсон, занимая в государственном департаменте положение главного советника по делам СССР, направил в Москву сотрудника советского отдела с указанием, чтобы мы прекратили заниматься «гадательной кремленологией», могущей подорвать уверенность Вашингтона в политическом долголетии Хрущева. В октябре 1964 года то, о чем мы сообщали как о возможности, стало реальностью: группировка, возглавляемая Леонидом Брежневым, отстранила Никиту Хрущева от власти.

Собственный опыт начала 60–х годов напоминал мне, как опасно позволять личным симпатиям и антипатиям влиять на оценки и выводы. Для пользы дела время от времени следовало напоминать о прошлом опыте своим сотрудникам и просить их возвращать меня на путь истинный, если, по их мнению, подобная склонность появится в моем поведении.