Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

Я спросил, собирается ли он сам оставаться в партии. Он помялся, потом сказал, что еще не решил. Он собирался попасть на партийный съезд (до него оставались считанные дни) и посмотреть, что произойдет. Съезд был последним шансом для партии реформировать себя.

После Наина заметила: «Когда с чем–то была связана вся твоя жизнь, не так–то легко взять и уйти».

Несколько недель спустя, когда Борис Николаевич демонстративно ушел со съезда, он убедительно продемонстрировал, что это легко.

Тупик в Прибалтике

Подвергнув сразу после Пасхи Литву частичному экономическому бойкоту, Горбачев, похоже, не знал, что предпринять дальше. Экономическое и военное давление не только не привело к повиновению литовцев и не напугало эстонцев с латышами, но, напротив, усилило их открытый протест. Советские военные вместе с консервативными элементами в КГБ и партии убеждали Горбачева действовать решительно, чтобы призвать прибалтов к порядку, но он не мог рисковать, прибегнув к силе. В конце мая ему предстояло отправиться в Соединенные Штаты и, как он надеялся, подписать торговое соглашение. Народное хозяйство слабело еще быстрее, чем прежде, в прессе и в народе уже шли разговоры о кризисе. В скором времени ему понадобятся от Запада крупные кредиты, чтобы приостановить падение. Насилие в Прибалтике похоронит всякую надежду получить их.

В мае, когда в Москву прибыл госсекретарь Бейкер для подготовки вашингтонского саммита, Литва была основной темой. Бейкер продолжал настаивать на настоящих переговорах между сторонами и после встреч с советскими руководителями демонстративно встретился в Москве с литовским премьер–министром Прунскене.

С самого начала, во время частных бесед, Шеварднадзе немного утешил нас по поводу готовности Горбачева вести переговоры о независимости Прибалтики. Наделе, он в совершенно не свойственной ему манере прочел Бейкеру строгую лекцию. Когда Бейкер предложил делать различие между правовым статусом трех прибалтийских государств и остальных республик, Шеварднадзе возразил, что народы Кавказа столь же сильно, как и прибалты, переживают свое насильственное включение в Советский Союз, и многие в Средней Азии тоже. Он также заметил, что, хотя ему и не по нраву уходить от обсуждения, относя данную проблему к «внутреннему делу», Соединенные Штаты все же должны понимать, что Советский Союз великая держава и у него есть своя гордость. Как бы он и Горбачев ни желали улучшения отношений с Соединенными Штатами, целостность Советского Союза для них важнее. Позволь они любой республике выйти из Союза, и начнется гражданская война.

Горбачев, продолжал Шеварднадзе, сделался объектом усиленной критики в этом вопросе, и кое–кто говорит, что Сталин и Брежнев были более умелыми руководителями. Если подобные чувства возобладают, все достижения последних пяти лет могут быть утрачены.

Многие из этих доводов были знакомы, но впервые Шеварднадзе открыто предупредил: если придется выбирать между хорошими отношениями с Соединенными Штатами и территориальной целостностью Советского Союза, как они это понимали, Горбачев выберет второе. Шеварднадзе заговорил так, как говорил Примаков в апреле.

На следующий день Горбачев внес более умиротворяющую ноту. Только что состоялась его встреча с литовским премьер–министром. Мы склонны были видеть в этом знак того, что он намерен покончить с экономическими санкциями по отношению к Литве до того, как направиться в Соединенные Штаты на свой второй вашингтонский саммит. Не обещая переговоров о литовской независимости, Горбачев заявил, что, если литовцы «приостановят» свою декларацию независимости, он тут же создаст согласительную комиссию и отменит наложенные на них экономические санкции. Зная, что литовцам легче будет пойти на приостановку осуществления своей декларации, чем на отказ от самой декларации, Бейкер спросил, не окажется ли этого достаточно, но Горбачев от прямого ответа ушел.

Встретившись с Горбачевым, Бейкер прибыл в Спасо—Хауз на встречу с госпожой Прунскене. Ее сопровождали два заместителя Ландсбергиса, Бронюс Кузмикас и Чесловас Станкевичюс, и литовский представитель в Москве, Эгидиюс Бичкаускас. До той поры я не был осведомлен о трениях, появившихся между Прунскене и Ландсбергисом, но состав ее окружения говорил о том, что Ландсбергис послал двух своих заместителей приглядывать за ней. Для нее более обычным было бы взять с собой собственных заместителей или помощников. Когда спустя несколько месяцев Прунскене вынудили покинуть пост, я, благодаря уже полученному намеку, не так уж и удивился этому.