Смерть как искусство. Том 2. Правосудие

– И зачем он приезжал? Что делал, чем здесь занимался?

– С какими-то бумагами сидел, читал, писал… – Вика пожала плечами. – Ничего особенного. Да мы с ним уже почти не разговаривали. Как чужие стали. «Привет – привет, до свиданья, я поехал».

– Нам бы посмотреть эти бумаги, – попросила Настя.

– Пожалуйста, смотрите, я у него на столе ничего не трогала.

Вика показала на рабочий стол, стоящий в соседней крохотной комнатушке. Настя и Антон принялись изучать содержимое папок и файлов. Записки Анатолия Петровича Тихомирова нашлись почти сразу же. Даже папка была другой – старомодной, картонной, с тряпичными завязками, такими папками пользовались лет двадцать назад.

– Мы заберем это? – обратился Антон Вике.

– Да ради Бога, – равнодушно ответила девушка.

– Может, оформим изъятие? – шепотом спросила Настя, когда Вика отошла, занимаясь укладкой вещей в коробки. – А то мало ли что.

– Да ладно, – махнул рукой Антон, – обойдемся. Если придется компьютер отсюда изымать, тогда уж с постановлением, а так…

Когда они сели в машину, Настя сразу же подняла спинку сиденья. Полежать на обратном пути ей не удастся, придется читать бумаги следователя. Собственно, «придется» – это неправильное слово. Она будет читать. Она хочет их прочитать и убедиться, что ее версия верна. Или неверна.

Нужные ей страницы из записок Тихомирова нашлись сразу же, они были верхними в той самой толстой папке. Дело бизнесмена Леоничева. История с болезнью и смертью его матери. Его самоубийство. Негодование жены и ее разговоры с друзьями и знакомыми. Все было в точности, как в пьесе «Правосудие».

И не совсем, как в пьесе, потому что записи оказались неоконченными. Последним, что было записано по делу Леоничева, была фраза: «Очень интересно поговорил с М. А. Торлакян. Выходит, все концы ведут в «Новую Москву». И дата.

И больше ничего. Запись сделана в верхней трети страницы, другие две трети листа остались пустыми.

Настя подумала немного, вытащила телефон и набрала номер Надежды Ароновны.

– Простите, вы не скажете, какого числа скончался Анатолий Петрович? – спросила она.

Выслушала ответ, снова посмотрела на дату, поставленную под последней записью. Так и есть. Анатолий Петрович Тихомиров умер на следующий день после того, как записал информацию про М. А. Торлакян. И почему-то эта информация привела его мысль к театру «Новая Москва». Почему? Что такого он узнал? Ездил ли он в театр, успел ли или только собирался?

– Ты бы помылся, – презрительно сказал Ворон Коту Гамлету, – на тебя смотреть страшно.

– Я болен, – капризно ответил Гамлет, – мне нельзя мыться, я могу простыть, у меня организм ослаблен.

– Наш пернатый друг прав, – вмешался Змей, – вы уже достаточно набрались сил, чтобы помыться в ручье. Я уверен, после этого вам станет намного легче.

Кот еще некоторое время поупирался, потом нехотя направился в сторону ручья. Змей пополз следом, чтобы, как он сам выразился, проконтролировать процесс, да и на всякий случай, мало ли, вдруг Гамлету станет плохо.

– Ползи, ползи, кишка кожаная, – буркнул ему вслед Ворон, – охраняй своего питомца, а то, не дай Бог, ему сухой листик на башку свалится. Это ж настоящее сотрясение мозга может приключиться!

– Не будь злым, – с улыбкой сказал Камень. – Кот ведь и в самом деле пока еще слабоват.

– Как речи перед вами толкать, так он не слабоват, – огрызнулся Ворон, – на это у него сил хватает. А как помыться… А! – безнадежно махнул он крылом. – Что с тобой говорить? И ты, и этот червяк зеленый попали под чужое влияние, слушаете его, рты пооткрывали, а он и рад.

– Я не понимаю, что плохого, если мы послушаем существо, которое знает то, чего не знаем мы, – рассудительно заметил Камень. – Ты просто ревнуешь.

Ворон собрался оскорбиться до глубины души, но решил пока повременить. Успеет еще. Сейчас вернется Гамлет, вот тогда и посмотрим, чья возьмет.

Гамлет в сопровождении Змея вернулся не скоро, но зато Ворон торжествовал: после мытья этот приблудыш выглядел еще хуже, чем просто грязным. Мокрая шерсть торчала во все стороны слипшимися комками непонятного цвета, видно было только, что светлого. Даже, кажется, белого. Правда, после купания в ручье глаза Гамлета, отмытые от засохшего гноя, широко раскрылись, и оказалось, что один глаз у него зеленый, а другой – апельсиновый. Вот уж урод так урод!

– Надо бы Ветра позвать, – озадаченно произнес Камень, разглядывая мытого Кота, – пусть бы он вас посушил, а то ведь и в самом деле простудитесь.

– И вы будете виноваты! – Кот поднял голову и дерзко посмотрел своими разноцветными глазами прямо в глаза Ворону.

Делать нечего, пришлось лететь за Ветром, а то и впрямь обвинят во всех грехах, всех собак на Ворона понавешают, ежели чего с Котом не так выйдет. Ветер оказался неподалеку, отдыхал на склоне горы после очередного долгого путешествия.

– Ты откуда прибыл? – поинтересовался Ворон, втайне надеясь на то, что Ветер прилетел откуда-нибудь из Арктики, напитался холодом и сыростью, и толку от него в деле сушки Кота никакого не будет.

Но ответ Ветра, к сожалению, разочаровал.