Смерть консулу! Люцифер

— Я прожил там с графом более двух лет, с осени тысяча девятьсот восемьдесят девятого до марта тысяча девятьсот девяносто второго, и никогда не забуду этого времени. Хотя наша молодёжь утверждает, что никогда не бывало хуже, чем теперь, но они ошибаются. Вот если бы они видели, как двадцать пять миллионов людей ходили на головах, как это было во время французской революции, то наверняка пришли бы к иному заключению.

— Разумеется, — отвечал Цамбелли, — эта заря новой мировой эпохи должна была действовать одуряющим образом на современников...

— Брожение было не только в городах, но и в отдалённых замках и хижинах, — продолжал Армгарт. — Совершенно незнакомые люди при встрече на улице бросались друг другу в объятия. Всем казалось, что наступил золотой век свободы, братства и вечного мира. Много перемен переживает человек, но воспоминание об этих днях никогда не изгладится из его памяти. До сих пор, когда видишь хорошенькую женщину, то так и хочется назвать её citoyenne и заключить в свои объятия!

Цамбелли, улыбаясь, протянул руку секретарю и невольно взглянул в ту сторону, где сидела Магдалена; но стул её опустел, так как она незаметно вышла из комнаты. Старик говорил без умолку, так как вино заметно развязало ему язык. Но как различить, где правда, где притворство в этой полупьяной болтовне старого дипломата, который недаром славился своей хитростью. Неужели эта девочка любит графа? Сначала эта мысль казалась Цамбелли невозможной, но теперь он почти верил этому. Ему случалось видеть в жизни подобные примеры.

— Французские солдаты своими рассказами поддерживают у нас традиции великой революции, — сказал Цамбелли. — Четыре года тому назад они были в Вене.

— И опять явятся сюда в будущем году, — сказал Армгарт. — Разве вы сами не убеждены в этом?

— Я не приверженец политики графа Стадиона, — ответил уклончиво Цамбелли. — По моему мнению, Австрии необходимо во что бы то ни стало поддерживать дружбу с Бонапартом и предоставить ему перестроить мир по своему усмотрению. Из многих европейских народов должен составиться один народ, и новый Карл Великий...

— Скажите лучше Юлий Цезарь, — заметил Армгарт. — Он и его клевреты управляют миром. У нас в Вене немало людей, которые служат интересам Франции.

— Вы правы, — сказал Цамбелли, — всем известно, что планы и приготовления нашего правительства сообщаются Бонапарту. Даже вновь испечённые короли, баварский и виртембергский, имеют здесь своих шпионов.

— Которые получают самое скудное содержание, — возразил Армгарт. — Мы знаем, как плохо оплачивается служба у этих карточных королей.

— Быть может, сам император платит щедрее, — пробормотал Цамбелли, но тотчас же раскаялся в своих словах, потому что лицо его собеседника приняло какое-то особенное торжествующее выражение.

«Что это значит! — подумал Цамбелли. — Уж не попал ли я в ловушку!..»

В это время послышался внезапный крик, а затем стук экипажа, который остановился перед домом. Цамбелли поспешно взял свою шляпу, довольный тем, что может прервать разговор, который начал принимать неприятный для него оборот.

— К вам приехали гости, — сказал он, раскланиваясь перед хозяином дома. — Позвольте мне проститься с вами.

— Зачем? Это наши молодые люди вернулись из путешествия. Они, верно, замёрзли и не откажутся выпить рюмку вина. Останьтесь с нами, и мы вчетвером проведём отличный вечер. Господин Геймвальд будет очень рад видеть вас.

Это приглашение было крайне неприятно Цамбелли, так как ему приходилось встретиться лицом к лицу с Эгбертом, и тогда неизбежно должны были обнаружиться их настоящие отношения.

Между тем шум в доме всё более и более увеличивался; прислуга бегала взад и вперёд по лестнице; немного погодя в соседней комнате послышался говор и какая-то странная суета.

— Уж не случилось ли какого-нибудь несчастья! — воскликнул Цамбелли, выискивая предлог, чтобы избавиться от пожатия рук и уверений Армгарта.

Но тот как будто нарочно удерживал его.

— Интересно было бы знать, — сказал он, положив руку на плечо Цамбелли, — во что обойдётся будущая весенняя кампания Бонапарту, предполагая, что он вернётся целым и невредимым с Пиренейского полуострова?..

— Вероятно, недёшево, — ответил Цамбелли с нетерпением, отворяя дверь и быстро спускаясь по лестнице. Но в коридоре он столкнулся почти лицом к лицу с Эгбертом, который, стоя среди слуг, отдавал приказания и торопил своего управляющего, чтобы тот скорее шёл за доктором.

— Честь имею кланяться — сказал Цамбелли, протягивая руку удивлённому Эгберту. — Вы не ожидали меня видеть?

— Шевалье Цамбелли! В моём доме!

— Мне необходимо было переговорить с вами. Я ждал вас несколько часов у господина секретаря.

— Слишком много чести! Вы, вероятно, по делу. Чем могу я служить вам?

— Мы поговорим об этом в другой раз. Вы только что вернулись из путешествия и вдобавок у вас, кажется, больные в доме. Надеюсь, что не случилось ничего дурного с вами и вашим другом?

— С нами лично ничего не случилось; но мы переехали нашим экипажем нищую.

— Что, она опасно ранена?