Смерть консулу! Люцифер

— Я не понимаю, каким образом могут люди доходить до таких нелепых предположений. Они всегда останутся слепы, и ничто не исправит их от суеверий и предрассудков.

— Я вполне разделяю ваше мнение, шевалье, и убеждён, что хотя бы философы трудились целое столетие, но у них ещё будет вдоволь работы. Благодаря болтовне газет это убийство наделало порядочный переполох в Вене и привело генерала Андраши в дурное расположение духа. Но теперь, вероятно, все успокоятся, когда узнают, что это не политическое убийство и что оно совершено с целью грабежа полоумным человеком. Кстати, вы были тогда в замке, скажите пожалуйста, как отнёсся граф Вольфсегг к этому событию?

В ожидании ответа Армгарт опять налил вина в обе рюмки. Цамбелли показалось, что он это сделал с той целью, чтобы скрыть от него выражение своих глаз.

— У графа Вольфсегга, — ответил, улыбаясь, Цамбелли, — непроницаемое выражение лица, как говорит Гораций в своей оде, а на груди тройной панцирь. Впрочем, вы знаете это лучше меня, так как уже много лет знакомы с ним. Граф искусный дипломат и превосходный шахматный игрок. Кто остаётся победителем на шахматной доске, тот может одерживать и более важные победы. Жаль только, что граф совсем удалился от государственных дел.

— У него большие поместья; он должен заниматься ими, а, с другой стороны, всем известно, что он не мог вести дела совместно с бароном Тугутом и графом Кобенцелем. Одному он казался слишком рьяным и свободомыслящим, другому — чересчур податливым и плохим патриотом.

— Граф живёт теперь в своё удовольствие, занимаясь чем ему вздумается, — сказал Цамбелли. — Вы, кажется, знакомы с ним, фрейлейн?

— Да, граф Вольфсегг иногда удостаивает нас своим посещением, — ответила она, краснея.

Армгарт слегка нахмурил брови.

«Я напал на больное место», — подумал Цамбелли, и в голове его возник ряд вопросов: какие дела могли быть у графа в этом доме? Чем объяснить его дружбу с белокурым Эгбертом и отношения с Армгартами? Ещё недавно Антуанета в разговоре с ним упомянула о поездках своего дяди в Вену, которые не особенно нравились ей, а маркиза несколько раз выражала своё неудовольствие, что граф Вольфсегг дружит с мещанами. Цамбелли не обратил тогда на это особого внимания, но теперь, припоминая различные обстоятельства, он всё более и более приходил к убеждению, что тут есть тайна, которой он может со временем воспользоваться против графа, если только ему удастся открыть её.

Хозяин дома прервал нить его размышлений, заговорив с ним о политике. Магдалена не слушала их. Неожиданный гость, на минуту заинтересовавший её своей своеобразной и изящной наружностью, перестал занимать её, несмотря на его ум и образованность. Она ожидала от него чего-то необыкновенного и увидела, что он ничем не отличается от остальных людей. Теперь все её помыслы были поглощены Эгбертом, который мог приехать с минуты на минуту. С напряжённым вниманием прислушивалась она к шуму экипажей на тёмной улице, ожидая, что какой-нибудь остановится перед их домом и она опять увидит дорогие черты любимого человека, услышит его знакомый звучный голос.

— Рука руку моет, — продолжал Армгарт, обращаясь к своему собеседнику. — Это меткая пословица. Мы многим обязаны графу Вольфсеггу. Он всегда был милостив к нам, особенно с тех пор, как моя Лени выросла и похорошела.

«Что это значит, что он выставляет таким образом свою дочь? — подумал Цамбелли. — Не хочет ли он уверить меня, что тут скрывается любовное приключение и что граф, несмотря на свои годы, ухаживает за этой девочкой, что она его возлюбленная!»

Цамбелли взглянул на Магдалену, которая сидела в полумраке, наклонившись над своей работой. Белокурые локоны почти скрывали её лицо; но вся фигура молодой девушки при необыкновенном изяществе форм поражала грацией и миловидностью, тем более что она, по-видимому, сама не сознавала этого.

«Нет, она слишком невинна, чтобы быть сиреной», — подумал Цамбелли и, обращаясь к Армгарту, сказал:

— Если я не ошибаюсь, господин секретарь, то вы прежде служили у графа Вольфсегга, а затем уже перешли на государственную службу?

— Да, к сожалению. Хотя это было для меня повышением, но, перейдя от Мецената к Тиверию, я сразу почувствовал разницу между ними.

— Вот удачное сравнение. Судя по слухам, барон Тугут очень походит характером на Тиверия.

— Да, это скрытный и коварный человек, хотя был искусным министром, который никогда не останавливался ни перед какими средствами для достижения цели. Его упрекали в деспотизме, но разве Бонапарт также не деспот и, пожалуй, ещё хуже него. Я поступил на государственную службу в тысяча семьсот девяносто третьем году по ходатайству графа Вольфсегга и главным образом благодаря знанию французского языка. Лени была тогда ещё совсем крошкой.

— Вы были во Франции?