Смерть консулу! Люцифер

Фуше внимательно наблюдал за мадам Лербур. Он видел, что она страшно возбуждена его словами и вся дрожит от зародившейся надежды.

— Первый консул готов даровать Сан-Режану жизнь и вернуть ему свободу, — удвоил свои усилия Фуше. — Он может отправиться в Америку. На это путешествие ему будет отпущено сто тысяч ливров. А вы... Кто может помешать вам ехать вместе с ним? Вы оба так ещё молоды. Новый Свет обеспечит для вас блестящую будущность. И что же нужно, чтобы достичь такого счастья? Минута благоразумия. Только минута благоразумия...

Она взглянула на него с видом крайнего отвращения.

— Не пытайтесь меня обманывать. Ведь вы работаете только для себя.

— Хотя бы и так. Меня можете не благодарить. Но постарайтесь вырвать у палачей голову. В этом ведь всё дело.

Эмилия молчала. Он позвонил, и на пороге кабинета появился Виллье. Не глядя на искусителя, не сказав на прощанье ни одного слова, Эмилия двинулась в тюрьму.

Сидя на табурете в своей камере со связанными руками, Сан-Режан спокойно разговаривал со сторожем, не отлучавшимся от него ни днём, ни ночью.

В камере неожиданно появился начальник тюремной стражи, за которым шёл Виллье.

— К арестанту пришли, — сказал он угрюмо.

Сан-Режан с удивлением встал и старался разглядеть через полуоткрытую дверь, кто пришёл к нему и стоял в коридоре. Но в темноте он мог заметить только какую-то неясную фигуру.

Виллье вошёл в камеру и сделал сторожу знак, чтобы их оставили наедине.

— Вам разрешено, г-н Сан-Режан, принять вопреки установленному порядку без свидетелей лицо, желающее вас видеть. Это лицо мы тщательно обыскали, чтобы вам нельзя было передать оружия или какого-нибудь другого опасного предмета. Но, кроме того, вы должны дать мне слово, что вы не примете от него ничего, что могло ускользнуть от нашего внимания.

— Даю вам, сударь, честное слово. Вы можете быть совершенно покойны.

Виллье подошёл к двери и пропустил вперёд Эмилию. Затем он вышел из камеры и затворил за собою дверь.

Встретившись лицом к лицу в этой камере, преддверии эшафота, оба любовника несколько минут оставались в молчании, подавленные и испуганные. Придя, наконец, в себя, они бросились в объятия друг друга. Эмилия прижимала к себе Сан-Режана, который уже не мог обнять своими скованными руками женщину, которую он любил. Глаза Эмилии, расширившиеся от скорби, наполнились слезами, и светлые горькие капли покатились по её щеке на шею осуждённому.

— К чему плакать? — с улыбкой сказал Сан-Режан. — Разве это не радость, что мы снова видим друг друга. Я не верил в это счастье. Кто бы ни дал мне его, пусть будет он благословен. Даже тот, кто хочет меня убить!

— Меня послал сюда со своим секретарём министр полиции Фуше. Ах, бедный мой друг, если б ты только знал!..

— Я знаю, что вижу тебя, и с меня этого довольно! Как удалось тебе добиться разрешения посетить камеру осуждённого чудовища, который хотел убить самого Бонапарта?

— А я добилась большего! — вскричала Эмилия, не имея больше сил сдерживаться. — Если ты хочешь, ты можешь сохранить жизнь без всяких обязательств.

Сан-Режан тихонько отстранил от себя молодую женщину и посмотрел на неё пристально.

— Они хотят, чтобы ты сделал то, чего ты никогда не хотел сделать, — умоляюще сказала молодая женщина. — Если не ради страха смерти, то хоть ради нашей любви. Это пустяки, и ты получишь свободу, и я поеду с тобой, куда только ты пожелаешь...

Услышав эти слова, Сан-Режан испустил крик негодования.

— Какое утончённое варварство! Предлагать мне жизнь вдвоём с тобою! Они отлично знали, какому жестокому испытанию они меня подвергают, делая тебя посредницей в этом торге моей совестью! Они знают, что от меня самого им ждать нечего, но рассчитывают достичь от меня всего через тебя. Эмилия, понимаешь ли ты весь ужас их расчёта? Дорогая моя, тебе следовало бы молчать передо мной и не предлагать мне счастья — жить около тебя. Это для меня всё равно, что умереть два раза — отказаться от своей жизни и отказаться от счастья с тобой!

И, плача, он опустился на свою тюремную табуретку. В эту минуту этот человек, непоколебимый в своих решениях, казался слабым, как ребёнок. Грудь его сотрясалась от рыданий, слёзы текли по щекам и падали на скованные руки. Напрасно старался он скрыть своё лицо.

Эмилия тихонько подошла к Сан-Режану, вытерла его слёзы своим тонким батистовым платком, встала возле него на колени и, приблизив своё лицо к его уху, шептала:

— Разве это так ужасно то, чего требуют от тебя? Чем рискуют те, о ком ты будешь говорить? А разве они щадили тебя? Разве они все не покинули тебя? Эти неблагодарные принцы, которые толкают храбрецов на борьбу, а сами остаются в надёжном убежище? Эти эмигранты, шатающиеся за границей и оттуда устраивающие массовые побоища? Чем ты им обязан? Если ты назовёшь их, то что в сущности узнает консульская администрация? Разве и без того она их не знает? От тебя требуют в сущности пустой формальности.