Смерть консулу! Люцифер

— Как ничего больше! — вскричал Сан-Режан. — Но ведь это мой позор! И это чудовище решается требовать этого от меня твоими устами! Никогда! Никогда! Лучше умереть сто раз!..

— В таком случае, смерть постигнет нас обоих, — сказала, вставая, Эмилия. — Я не переживу тебя и пришла сюда для того, чтобы следовать за тобой, куда бы ты ни пошёл. Чтобы ты получил свободу, я отдам честь свою, если уж ты так горячо защищаешь свою!

— Несчастная! Какой ещё торг ты предлагаешь мне?

— Честь за честь! Повторяю тебе: мою честь замужней женщины за твою честь приверженца короля. Мы можем удалиться куда-нибудь в неизвестную страну, за море, и там забыть обо всём.

— А сзади весь народ будет кричать: «Сан-Режан предатель, он предал своих владык и соратников! Ради любви к женщине он выдал тайны своей партии!» И ты думаешь, что до меня не будут доходить эти оскорбительные крики? А если я их буду слышать, то неужели ты думаешь, что я смогу пережить мой позор! Нет! Это самообман! В ту самую минуту, когда я совершу предательство, нужно будет задушить мою совесть, выбросить свою душу! Нет, это невозможно! Даже в могиле я буду слышать крики презрения. Предоставь же меня моей судьбе и откажись от надежды спасти меня. Я не могу и не хочу избежать смерти... Ибо смерть явится необходимым искуплением. Я убил невинных. Нужно, чтобы они были отомщены. И я расплачусь с ними через палача.

Помрачневшая Эмилия минуту стояла молча. Она чувствовала, что дело проиграно и что её любовник теперь уже не сдастся на её просьбы, как бы горячи они не были.

— У меня не хватит сил вернуться к себе домой, а тебя оставить у подножия этого долга! Продолжать своё существование с сердцем, постоянно переполненным горечью и сожалением. Наложить на своё лицо маску равнодушия, когда у меня не будет хватать слёз, чтобы выплакать моё горе! Наконец, играть эту жестокую комедию, как ты мне советуешь! Нет, я неспособна на это.

С этими словами она вынула из-за лифа спрятанный там флакон. Несмотря на обыск, которому она подверглась в канцелярии прежде, чем ей позволили войти в карету, флакон этот не был у неё найден.

— Видишь, я приняла свои меры. Тут хватит для того, чтобы убить нас обоих. Так как ты непременно хочешь умереть, то умрём оба.

И она протянула ему склянку. С тихой улыбкой он оттолкнул её руку.

— Нет, не так я должен умереть — на руках у женщины, во мраке тюремной камеры. Моя смерть должна быть одновременно и примером, и расплатой. Я должен идти на казнь с поднятой» головой, не как преступник, а как побеждённый. Все должны видеть, что я умер гордо на том самом месте, где за Бога и короля умерло столько наших. Если меня найдут в этой камере отравившимся, то будут говорить, что я испугался гильотины. Я хочу взойти на эшафот, чтобы моя голова пала под её ударом. После Людовика XVI и Марии-Антуанетты это будет для меня большая честь.

Эмилия спрятала склянку за корсажем.

— Хорошо, — сказала она. — Тогда это пригодится мне одной.

— Дорогая моя, — с невозмутимой ясностью сказал Сан-Режан, — будем думать только о том, чтобы насладиться счастьем этого последнего часа. Пусть на наших устах будут только слова любви.

И он протянул к Эмилии свои закованные в кандалы руки. Она бросилась к нему, ища в поцелуях опьянения, которое заставляет забывать всё.

Ставни магазина «Bonnet Bleu» были только что сняты, и рано проснувшийся Лербур наслаждался свежим воздухом, сидя на ступеньках у двери. Было около восьми часов, и на улице С.-Оноре начиналось уже движение.

Прошёл газетчик, крича охрипшим голосом:

— Купите газеты, подробности казни Сан-Режана.

Торговец побледнел. Он подозвал газетчика и купил газету. На первой странице жирным шрифтом было напечатано: «Сегодня утром, в пять часов была совершена казнь Сан-Режана и Карбона. Оба преступника умерли цинично, не выразив ни раскаяния, ни сожаления о погибших невинных жертвах их покушения. Карбон, впрочем, ослабел в последнюю минуту и его пришлось вести на эшафот. Что же касается Сан-Режана, то он встретил смерть с необыкновенным хладнокровием».

Видя, около десяти часов, что жена не показывается, Лербур решил войти к ней в комнату и взглянуть, не заболела ли она. Им овладело какое-то смутное беспокойство. У дверей спальни он стал прислушиваться, но, не слыша никакого шума, подумал, что Эмилия заснула, и пошёл в свой кабинет проверить счета.

Прошло около часу. Приближался уже обеденный час, и Лербур решился войти в спальню. Ставни в ней были закрыты, занавески спущены, так что в комнате было почти совсем темно.

Лербур подошёл к кровати и позвал Эмилию. Ответа не было. Охваченный внезапным страхом, он бросился к шнурам занавески, раскрыл окно, открыл ставни. В комнату хлынул поток света. Лербур опять подошёл к кровати.