Смерть королей

Он провел меня через небольшие ворота в дворцовой стене, потом по раскисшей от воды траве в сторону старой церкви Альфреда, которая находилась рядом с новым собором. Леса вокруг него паутиной вздымались в небо, где должна была находиться незаконченная еще большая каменная башня.

Горожане стояли у двери старой церкви. Они не разговаривали, а просто стояли с выражением утраты на лицах и отошли в сторону, когда подошли мы со Стеапой. Некоторые поклонились. Сегодня дверь охраняли шестеро людей Стеапы, которые убрали мечи, когда увидели нас.

Стеапа перекрестился, войдя в церковь. Внутри было холодно. Каменные стены были разрисованы сценами из христианского Писания, а на алтаре блестело золото, серебро и хрусталь.

Мечта датчан, подумал я, потому что здесь было достаточно сокровищ, чтобы купить флот и наполнить его мечами.

— Он думал, что церковь слишком мала, — сказал Стеапа, восхищенно глазея на лучи света, идущие с высокого потолка. Там летали птицы.

— В этом году там гнездился сокол, — сказал он.

Короля уже принесли в церковь и положили перед высоким алтарем. Играл арфист, а хор брата Джона пел в темной глубине.

Мне было интересно, там ли мой сын, но я не взглянул. Священники бормотали перед боковыми алтарями или стояли на коленях рядом с гробом, в котором лежал король.

Глаза короля были закрыты, а его лицо замотано белой тканью, сжимавщей губы, между которыми я заметил кусок сухаря, очевидно потому, что какой-то священник положил кусок святого хлеба христиан в рот мертвецу.

Он был одет в белую рясу кающегося грешника, в такую же, которую он однажды заставил надеть меня.

Это было много лет назад, когда нам с Этельволдом приказали унизиться перед алтарем, и у меня не было другого выбора, кроме как согласиться, но Этельволд превратил всю эту жалкую церемонию в фарс.

Он притворился, что полон угрызений совести и выкрикивал эти угрызения небесам.

— Больше никаких сисек, Господь! Упаси меня от сисек!

Я помню, как Альфред отвернулся с отвращением.

— Эксанкестер, — сказал Стеапа.

— Ты вспоминал тот самый день, — отозвался я.

— Шел дождь, — сказал он, — и тебе пришлось ползти к алтарю по полю. Я помню.

Тогда я в первый раз увидел Стеапу, такого зловещего и пугающего, а потом мы подрались и стали друзьями, и это было так давно, и я стоял у гроба Альфреда и думал о том, как быстро проходит жизнь, и что Альфред почти всю мою жизнь был как большой межевой знак.

Я не любил его. Я боролся с ним и за него, я проклинал его и благодарил его, я презирал его и восхищался им. Я ненавидел его религию и ее холодный неодобрительный взгляд, ее злобу, скрытую под притворной добротой, и ее преданность богу, который иссушил радости существования, назвав их грехом, но религия Альфреда сделала его достойным мужем и хорошим королем.

И вся лишенная радости душа Альфреда стала тем камнем, о который разбились датчане. Раз за разом они атаковали, и раз за разом Альфред был умнее их, и Уэссекс становился еще сильнее и богаче, и все это благодаря Альфреду.

Мы думали, что короли — это люди с привилегиями, которые правят нами и имеют свободу создавать, нарушать и презирать законы, но Альфред никогда не ставил себя выше законов, которые он любил создавать.

Он считал свою жизнь долгом перед своим богом и народом Уэссекса, и я никогда не встречал лучшего короля. Сомневаюсь, что мои дети, внуки и дети их детей когда-нибудь увидят лучшего.

Я никогда не любил его, но никогда не переставал им восхищаться. Он был моим королем, и всем, что у меня теперь есть, я обязан ему. Пища, которую я ем, дом, в котором живу, мечи моих воинов, — все это началось с Альфредом, который иногда меня ненавидел, иногда любил и был щедр ко мне. Он был дарителем.

Слезы текли по щекам Стеапы. Некоторые священники, которые стояли на коленях у гроба, открыто рыдали.

— Сегодня вечером ему выроют могилу, — сказал Стеапа, указывая на высокий алтарь, покрытый сверкающими реликвиями, которые так любил Альфред.

— Его похоронят здесь? — спросил я.

— Здесь есть подвал, — ответил он, — но его нужно открыть. Когда будет построена новая церковь, его перенесут туда.

— И похороны завтра?

— Может, через неделю. Нужно время, чтобы люди могли сюда приехать.

Мы оставались в церкви довольно долго, приветствуя людей, которые приходили оплакать короля, а в полдень прибыл новый король с группой знати. Эдвард был высок, у него было вытянутое лицо с тонкими губами и абсолютно черные волосы, которые он зачесывал назад.

Он показался мне таким юным. Он был одет в голубую мантию, подпоясанную вышитым золотом кожаным ремнем, а поверх был черный плащ, свисающий до пола. На нем не было короны, потому что он еще не был коронован, но его голову обхватывал бронзовый венец.

Я узнал большинство сопровождавших его олдерменов — Этельнота, Уилфрита и, конечно, будущего тестя Эдварда, Этельхельма, который шел рядом с отцом Коэнвульфом, исповедником и охранником Эдварда.

Там было полдюжины молодых людей, которых я не знал, а потом я увидел своего кузена Этельреда, и в тот же момент он задержал взгляд на мне. Эдвард кивнул ему, подойдя к гробу отца.