— О, господин, я так много всего! Ученый, священник, пожиратель сыра, а теперь и капеллан лорда Утреда, язычника, который освежевывает священников. Так мне сказали. Я был бы бесконечно благодарен, если ты воздержишься от моего убийства. Дай мне слугу, пожалуйста.
— Слугу?
— Чтобы стирать. Делать всякое. Присматривать за мной. Благословит тебя Господь, если это будет девушка. Какая-нибудь молоденькая с симпатичными титьками.
Я осклабился. Невозможно было не любить Святого Кутберта Бесполезного.
— С симпатичными титьками? — строго спросил я.
— Если ты того пожелаешь, господин. Меня предупредили, что, скорее всего, ты меня зарежешь и превратишь в мученика, но я бы предпочел титьки.
— Ты и правда священник?
— О, конечно, господин, священник. Можешь спросить епископа Свитвульфа! Он сделал меня священником! Он возложил на меня руки и произнес соответствующую молитву.
— Свитвульф из Хрофесеастра? — поинтересовался я.
— Тот самый. Это мой отец, и он ненавидит меня!
— Твой отец?
— Мой духовный отец, да, но не настоящий. Мой настоящий отец был каменщиком, да благословит Господь его маленький молоток, но епископ Свитвульф дал мне образование и вырастил меня, да благословит его Господь, а теперь он меня терпеть не может.
— Почему? — спросил я, подозревая, каким будет ответ.
— Мне не дозволено об этом говорить, господин.
— А ты все равно скажи, ты ведь такой неблагоразумный.
— Я обвенчал короля Эдварда с дочерью епископа Свитвульфа, господин.
Значит, близнецы, которые теперь находились под присмотром Этельфлед, были законными детьми — факт, который расстроит олдермена Этельхельма. Эдвард притворялся, что это не так, на случай, если витан Уэссекса решит предложить трон кому-нибудь еще, а свидетель его первого брака был прислан под мою защиту.
— Боже, да ты глупец, — сказал я.
— Так назвал меня и епископ. Святой Кутберт Глупый? Но я был другом Эдварда, и он умолял меня, а она была прелестной малышкой. Такой красавицей, — вздохнул он.
— У нее были симпатичные титьки? — спросил я саркастически.
— Как два олененка, господин, — с готовностью ответил он.
Уверен, что я открыл рот от изумления.
— Два олененка?
— В Писании говорится, что превосходные груди похожи на двух оленят, господин. Должен сказать, я тщательно изучил этот вопрос, — он остановился, размышляя о том, что только что сказал, затем одобрительно кивнул, — очень тщательно! Хотя сходство все еще от меня ускользает, но кто я такой, чтобы сомневаться в святом Писании?
— А теперь, — сказал я, — все говорят, что этого брака не было.
— Вот почему я не могу сказать тебе, что он был, — заметил Кутберт.
— Но он был, — сказал я, и он кивнул. — Так значит близнецы — законные дети, — продолжал я, а он снова кивнул. — Разве ты не знал, что Альфред этого не одобрял?
— Эдвард хотел жениться, — ответил он просто и серьезно.
— И ты поклялся молчать?
— Меня грозили отправить во Франкию, в монастырь, но король Эдвард предпочел, чтобы я приехал к тебе.
— В надежде, что я тебя убью?
— В надежде, господин, что ты защитишь меня.
— Тогда бога ради, не броди по округе, рассказывая всем, что Эдвард был женат.
— Я буду хранить молчание, — обещал он, — я буду Святым Кутбертом Молчаливым.
Близнецы были с Этельфлед, которая занималась строительством своего монастыря в Сирренкастре, городе, находившемся неподалеку от моих новых владений. Сирренкастр был великим городом в те времена, когда римляне правили Британией, и Этельфлед жила в одном из их домов, прекрасном здании с большими комнатами и прилегающим двором с колоннами.
Дом когда-то принадлежал Этельреду-старшему, олдермену Мерсии и мужу сестры моего отца, и я бывал там в детстве, когда сбежал на юг от другого моего дяди, захватившего Беббанбург.
Этельред-старший расширил дом, так что к римской черепице добавилась саксонская солома, но он был комфортабельным и находился под защитой стен Сирренкастра.
Этельфлед велела своим людям разрушить некоторые римские дома и использовала камень для строительства монастыря.
— Зачем утруждать себя? — спросил я ее.
— Потому что такова была воля моего отца, — ответила она, — и потому что я обещала это сделать. Он будет посвящен Святой Вербурге.
— Это та женщина, которая напугала гусей?
— Да.
Дом Этельфлед был наполнен детским гамом. Там жила ее собственная дочь, Эльфвинн, и двое моих младших детей — Стиорра и Осберт.
Мой старший, Утред, все еще находился в школе в Винтанкестере, откуда писал письма, исполненные чувства долга, которые я не утруждался читать, потому что знал, что в них полно нудного благочестия.
Самыми младшими в Сирренкастре были близнецы Эдварда, они были еще младенцами. Я помню, как смотрел на Этельстана, завернутого в пеленки, и думал о том, как много проблем могло бы разрешиться лишь одним ударом Вздоха Змея.
В этом я был прав, но также и ошибался, и маленький Этельстан вырос в юношу, которого я любил.
— Ты знаешь, что он законнорожденный? — спросил я Этельфлед.
— Нет, по мнению Эдварда, — едко заметила она.
— У меня живет священник, который их венчал, — сказал я ей.