Смерть королей

— А Сигебрит ведет переговоры с датчанами, — заявил я. Сигебрит, который сдался мне около Скиребурнана, был сыном Сигельфа.

— Ты знаешь об этом?

— Я знаю об этом, — сказал я. Епископ замолчал. — Что происходит в Кенте? — спросил я, но он по-прежнему молчал. — Ты же епископ, твои священники рассказывают тебе всякое. Так скажи мне.

Он все еще колебался, но потом как будто прорвало плотину, он рассказал мне обо всех несчастьях Кента.

— Когда-то у нас было собственное королевство, — сказал он. — Теперь Уэссекс обращается с нами как с мусором. Посмотри, что случилось, когда высадились Хэстен и Харальд! Защитили ли нас? Нет!

Хэстен высадился на северном побережье Кента, а ярл Харальд Кровавая Борода привел больше двух сотен кораблей к южному побережью, где взял приступом недостроенный бург и устроил резню, а потом распространил эту оргию пожаров, убийств, порабощения и грабежей по всей округе.

Уэссекс послал войско под предводительством Этельреда и Эдварда, чтобы противостоять захватчикам, но это войско ничего не предприняло.

Этельред и Эдвард разместили своих воинов в покрытых лесом горах в центре Кента и спорили, ударить ли на север по Хэстену или на юг по Харальду, а тем временем Харальд жег и убивал.

— Я убил Харальда, — сказал я.

— Да, — согласился епископ, — но до этого он успел опустошить всю округу.

— Так люди хотят, чтобы Кент снова стал королевством? — спросил я.

Он долго колебался перед тем, как ответить, но все равно его ответ был уклончивым.

— Никто не хотел этого, пока Альфред был жив, но теперь?

Я встал и подошел к окну, откуда были видны верфи. На летнем небе с криками кружились чайки.

На верфи было два подъемных журавля, которые поднимали лошадей, чтобы погрузить их на широкое торговое судно. Его внутренняя часть была разделена на стойла, в которых испуганных животных привязывали.

— Куда отправляются лошади? — поинтересовался я.

— Лошади? — отозвался озадаченный Свитвульф, но потом понял, почему я задал этот вопрос. — Их посылают на рынок во Франкию. Мы здесь разводим хороших лошадей.

— Ты разводишь лошадей?

— Олдермен Сигельф, — сказал он.

— И Сигельф здесь правит, — заметил я, — а его сын ведет переговоры с датчанами.

Епископ вздрогнул.

— По твоим словам, — сказал он осмотрительно.

Я повернулся к нему.

— А его сын был влюблен в твою дочь, — произнес я, — и поэтому ненавидит Эдварда.

— О Боже, — тихо промолвил Свитвульф и перекрестился. В его глазах были слезы. — Она была девчонкой, глупой девчонкой, но приносящей радость.

— Мне жаль, — сказал я.

Он сморгнул слезы.

— И ты присматриваешь за моими внуками?

— Да, они на моем попечении.

— Я слышал, что мальчик болезненный, — его голос звучал встревоженно.

— Просто слухи, — заверил я его. — Оба здоровы, но для их же здоровья будет лучше, если олдермен Этельхельм будет думать противоположное.

— Этельхельм — неплохой человек, — произнес епископ с неохотой.

— Но он перерезал бы твоим внукам горло, если бы имел возможность.

Свитвульф кивнул.

— Какого цвета их волосы?

— Мальчик темноволос, как отец, а девочка белокурая.

— Как моя дочь, — прошептал он.

— Которая вышла замуж за этелинга Уэссекса, — напомнил я, — отрицающего это. И Сигебрит, отвергнутый возлюбленный, отправился к датчанам из-за ненависти к Эдварду.

— Да, — тихо согласился епископ.

— Но потом присягнул Эдварду, когда Этельволд сбежал на север.

Свитвульф кивнул.

— Я слышал.

— Можно ли ему доверять?

Прямота вопроса выбила Свитвульфа из колеи. Он нахмурился и неловко поменял позу, потом взглянул в окно на ворон, шумящих на траве.

— Я бы не стал ему доверять, — тихо произнес он.

— Я не расслышал тебя, епископ.

— Я бы не стал ему доверять, — сказал он громче.

— Но это его отец — местный олдермен, а не Сигебрит.

— Сигельф — тяжелый человек, — епископ снова понизил голос, — но он не глупец, — он взглянул на меня с несчастным видом. — Я буду отрицать, что сказал всё это.

— Ты слышал наш разговор? — спросил я Финана.

— Ни единого слова, — ответил тот.

Мы остались на ночь в Хрофесеастре и на следующий день с приливом вернулись в Лунден. От воды веяло прохладой — первый признак приближающейся осени, я вытащил своих людей из таверн нового города и оседлал лошадей.

Я намеренно держался в стороне от Фагранфорды, так как она находилась слишком близко к Натангравуму, и повел свое маленькое войско на юго-запад по знакомым дорогам, пока мы не достигли Винтанкестера.

Эдвард удивился и обрадовался мне. Он знал, что я все лето не был в Фагранфорде, поэтому не спрашивал о близнецах, вместо этого рассказав о том, что сообщила ему его сестра.

— Они здоровы, — сказал Эдвард. Он пригласил меня на пир. — Мы не подаем отцову еду, — заверил он меня.

— Какое счастье, господин, — ответил я. Альфред вечно подавал пресные блюда, состоящие из жидких бульонов и вялых овощей, а Эдвард, по крайней мере, знал толк в мясе.

Его нынешняя жена, полная и беременная, была здесь, а ее отец, олдермен Этельхельм, был, очевидно, самым доверенным советником Эдварда.