Смерть мелким шрифтом

— А что такое ревность? Обида? Меня было невозможно обидеть или унизить тем, что женщина, с которой я сплю, мне изменила. Мое внутреннее самоощущение от этого факта не менялось. К тому же, я Марине не верил. Алена была… довольно холодная.

— Понятно… Итак, Марина сказала брату, что вы хотите убить любовницу и собираетесь сделать это сегодня вечером. Я думаю, что она сказала именно это.

— Только думаете? Мишу ведь допрашивали?

— Миша все врет, я еще объясню, почему. Сделав звонки, Марина стала следить за вами, чтобы убедиться наверняка: вечером вы поедете к Лапчинской. Она просидела несколько часов в вашей приемной, и на ее глазах произошло неожиданное — вас вызвали на совещание за город. При ней вы крикнули секретарше, что сегодня в Москву не вернетесь, при ней позвонили Лапчинской, чтобы перенести свидание. Она и на следующий день сидела в вашей приемной и часа в три, по вашим же словам, узнала: вы приедете к Алене в двенадцать ночи. Ну, а дальше все известно. Она знала ваш сигнал — вы же, наверное, всюду так звоните? — Алена впустила ее в квартиру, потому что она была знакомой, ну и так далее. Конечно, Марине повезло, ее никто не увидел, но так везет тысячам убийц. На следующий день она отвезла пистолет обратно на дачу. И, представляете, не спрятала его, не закопала, не утопила в ручье, пожалела! Просто положила обратно, куда-нибудь в шкаф или в стол. Вот уж во что верю, так это в судьбу людей и вещей!

— Например, в проклятые дома? — негромко засмеялся Грибов.

— И в дома, и в пистолеты. Уж такая ужасная история у этого пистолета, а ведь никто из владельцев не захотел от него избавиться! И Марина пожалела. Она просто оставила его на даче, несмотря на то, что это была улика против нее. Он и будетосновной уликой против нее.

— Тогда же она решила написать статью?

— Насчет статьи… Я до последнего времени, Виктор Сергеевич, сомневался, кто же писал статью. Я ведь на брата ее грешил… Но сейчас я все-таки думаю — это сделала она, хотя и с его подсказки. Это так картинно, так театрально, наказать вас вашими же методами, вас, приспешника высоких структур, губящего репутации людей. Показать вам, каково это — быть оклеветанным. Она написала эту статью, отправила ее редактору и улетела на юг. Просто так вот взяла и сбежала от всех проблем, которые сама же и создала. Был ли у нее дальнейший план? Не знаю. Сбежала — и все. Очень женский поступок, вы не находите?

— Прямо леди Макбет Мценского уезда… И что же теперь? Вы на пенсии, насколько я знаю. Вы уже сообщили милиции о своих догадках?

— Доказательствах, Виктор Сергеевич, не догадках. Нет, милиции я еще не сообщал, да мне и не к спеху.

Я ведь, если помните, не убийством Лапчинской занимаюсь, а убийством Леонидовой. Но раз уж подвернулись доказательства по делу вашей любовницы, отчего не взять, правда? Я вообще странно устроен, неудобно. Вот например, есть у меня дурацкая черта — мучают меня, Виктор Сергеевич, постоянные сомнения, все ли я сделал, чтобы предотвратить то, что произошло.

— Следователи обычно имеют дело с уже совершенными убийствами. Если это не серийные преступления, то чего уж тут предотвратишь?

— Не всегда, Виктор Сергеевич. Вот в деле Марины Леонидовой, например, я узнал о странной неувязке с ее статьей тогда, когда она еще была жива. Да, ее убили буквально через несколько дней. Но этот крохотный временной зазор не дает мне покоя. Если предположить невероятное, что я за этот срок выяснил бы, что сама Марина — убийца, что ее статья — самая настоящая клевета, месть человеку, отказавшему во взаимности, если бы я нашел пистолет и все прочие улики и успел донести их до того, кто ее убил, то… То он не убил бы ее. Иными словами, Виктор Сергеевич, если бы вы знали, что Марина — убийца вашей любовницы, вы бы ее не убили.

От неожиданности Грибов моргнул.

— Господи, а я все думаю, ну кого вы мне напоминаете! — он весело хлопнул ладонью по столу. — Да Порфирия Петровича же! Все эти ласковые усыпляющие преамбулы, а потом — раз! Нет, красиво. Дочь так же разговаривает? А пишет как? Я серьезно, пусть подъедет, пока есть вакансия.

— Посмотрим-посмотрим… Вам интересен мой ход мыслей?

— Обиден немного, — иронично произнес Грибов. — Да у меня вообще-то алиби имеется.

— Ну, это само собой… Как говорит мой друг Прохоров, «всегда не доверял тем, у кого алиби есть. Специально, гады, готовят».

— Это тот Прохоров, который шум поднял?

— Как вы осведомлены! Тот самый. Но я продолжу, с вашего позволения? У Марины Леонидовой, влюбившейся в вас, вкус был неплохой. Вы и правда похожи на прекрасного принца. Богатый, смелый, щедрый, умный. Я думаю, вы также снисходительны к женщинам — вы выглядели очень благородно в истории с ее почти безумной влюбленностью. Максимально благородно для данной ситуации. Все свидетели это подчеркивают. Вот ее бывший жених, например, никогда бы не предложил ей работу. «Зачем мне эти проблемы?» — сказал он. А вы пошли на неудобства.