Смерть моя, жизнь моя

Едва ли я смогла бы точно сказать, в какую именно башню меня водили в детстве. Но, по-моему, она была значительно меньше. И драххов, проводивших обряд, тоже было меньше. С десяток, может быть.

Сейчас же, похоже, мы входили в самую большую из Башен. И десятки драххов собрались поздравить своего правителя.

Их Башни не похожи на наши храмы. В них нет сидений, алтаря с огненной чашей. Лишь огромный гулкий зал, по всем поверхностям которого стелется узор.

Во время церемонии он словно оживает, начинает двигаться, меняться, светиться...

Всё это я помнила из детства: драххов в одинаковых чёрных балахонах с капюшонами, скрывающими цвет их волос. Как они сошлись в круг, взялись за руки – и началось нереальное движение застывшего огня в узорах.

Сейчас всё было так же, и одновременно иначе. Во-первых, они были без плащей-балахонов – наоборот, в ярких нарядных одеждах под цвет волос. И хоть бы один взял с собой жену! Может, мне сделалось бы легче при виде знакомых лиц. Да хотя бы просто человеческих!

А во-вторых, они даже физически не смогли бы встать в круг. Их было слишком много.

Мы с Эллинге прошли в центр, остановились ровно посреди узорного средоточья, откуда разбегались самые широкие нити узоров. Муж взял меня за руки.

Вспомнилось, что в прошлый раз я тоже стояла в центре. Сейчас же все драххи взялись за руки – кругами, или скорее спиралью вокруг нас.

Дальнейшую церемонию запомнила смутно. Звучало какое-то гудение – не то голосов, не то инструментов, не то рычание тех самых чудиш. Оно нарастало, потом стихало, чтобы снова набрать обороты. Из центра побежал свет, скользнул бороздками узоров, заполняя пол, стены, потолок. В Башне не было окон, но всё наполнилось этим серебром, разгораясь во тьме.

А потом между нами прямо из пола выстрелил столб серебряного свечения.

Единый выдох пронёсся по разноцветным рядам драххов. Кажется, это было необычное, особенное явление. Загудели голоса, но я не понимала их: то ли они говорили на ином языке, то ли в моей голове всё перепуталось.

Стены поплыли, пол ушёл из-под ног, и я упала бы. Но муж метнулся вперёд, не касаясь луча света. Успел меня подхватить.

Следующее, что я помню – парк. Эллинге нёс меня на руках к своему экипажу.

Усадил бережно на сидение. Я скосила глаза на запястье, которое пульсировало и горело.

На нём проявился и не хотел гаснуть такой же серебряный огонь.

– Что случилось? – пробормотала, когда муж сел рядом и приказал Брену трогать.

– Прада откликнулась, – отозвался тот, будто это могло что-то для меня значить!

– И? – подтолкнула я, ибо продолжать он не собирался. – Это хорошо или плохо?

– Надеюсь, хорошо, – вздохнул Сольгард. – Она уже много десятилетий не отзывалась нам так. Не бери в голову, отдыхай.

Отдохнуть я бы не отказалась. Желательно до завтра.

Смеркалось. Мы снова повернули в сторону Мельды и остановились у одного из высоких стеклянных зданий, возвышавшихся неподалёку от берега. Сами берега были отданы под парки, на один из которых и выходила часть окон моего нового дома.

Эллинге помог мне выйти. Поднял на руки, легко, совершенно не напрягаясь. И понёс к дверям, которые открылись словно сами собой. Разъехались в стороны.

ГЛАВА 6

Здесь не было холла – точнее, наверное, должен был быть, но не там, куда мы вошли. Что-то подхватило нас и потащило вверх.

Через минуту сквозь огромные прозрачные стены я смотрела с высоты на бурную Мельду и за неё, на мелкие отсюда домишки, почти игрушечные экипажи и недоступных теперь людей.

В доме Эллинге Сольгарда было просторно. И пусто. Нам не встретились ни охрана, ни слуги.

– Вы должны запомнить несколько правил, – произнёс муж, ведя меня странными комнатами без дверей.

Чужая мебель, чужие незнакомые предметы. Много стекла – казалось, все стены состоят из стекла, вот-вот кто-то заглянет внутрь... Но когда мы ехали я видела, что в это стекло снаружи заглянуть нельзя. Ничего не видно.

– Во-первых, вы не можете выходить из дома без моего личного разрешения. Даже в сад.

Ну вот, начинается. Ограничения, контроль... и никакой нормальной жизни.

Меня немного потряхивало при мыслях о наступающей ночи. День клонился к закату, лучи струились в окна. Но Эллинге был на удивление серьёзен.

– Это важно, Илесс. Пожалуйста, услышьте и запомните. Никуда не выходить одной из дома. Без моего разрешения. Ничего не трогать вне вашей комнаты – это для вашей же безопасности. Некоторые приборы могут быть опасны. Некоторые предметы наполнены магией, которая их питает. И ни в коем случае, ни при каких условиях вы не должны покидать теперь Драххан.

– Но, – подняла я к нему лицо. Ни в коем случае? То есть мои надежды ещё хоть раз увидеться с родными...

Глаза Эллинге сделались холодными, почти ртутными – в них не осталось синевы, зато проступало серебро. И всё же я решилась задать вопрос:

– Но почему?

Я почти ожидала ответа в стиле «разве ниатари не учат беспрекословно слушаться мужа?». Однако Сольгард, наградив меня мрачным взглядом, отозвался: