Лиля всерьез задумалась. Колпину убили в пятницу вечером, после пяти, когда ушла секретарша и остальные сотрудники, но до семи, когда на свой пост заступила охрана. Примерно в это время убийца зашел в ее кабинет, где Колпина, со слов секретарши, назначила кому-то встречу, и убил ее. И в это самое время Матвей видел неизвестную пожилую женщину, входящую в приемную. Букет, оставленный на теле Светланы Панфиловой, из бара, куда его доставил курьер «Мира цветов», тоже забирала женщина. Получается, что она — тот неведомый пока маньяк, которого они ищут? Или маньяк — все-таки мужчина, но у него напарник? Или женщина была той самой, которой Колпина назначила встречу, и речь действительно шла об усыновлении, а убийца дождался завершения разговора и только после этого нанес роковой удар жертве? Как бы то ни было, незнакомку, увиденную Матвеем, нужно было срочно найти.
— Скажи-ка мне, а она была похожа, скажем, на Степину бабушку? — спросила Лиля, выруливая обратно на дорогу. Спрашивала она на всякий случай, просто для очистки совести. Но мальчик почему-то молчал. — Ты чего, язык проглотил?
— Я думаю, — серьезно ответил Матвей. — Я не знаю, как ответить на твой вопрос, чтобы это было правдой. Я, конечно, видел бабушку Степы там, за сценой, и мне кажется, что в интернат приходила не она. Но поручиться за это я не могу, потому что все-таки я видел ее недолго, а ту женщину в коридоре вообще несколько секунд. Там было темно… В общем, я не уверен.
— Понятно, малыш. Ты главное не расстраивайся, — быстро сказала Лиля. У этого ребенка была очень тонкая душевная организация, и она видела в зеркало заднего вида, что он чуть не плачет от того, что не может ей помочь. — Ты и так большой молодец. То, что ты видел, нам очень-очень поможет. Только давай договоримся, что больше ты никому про это говорить не будешь. Хорошо?
— Это может быть опасно, — снова подал голос Гриша.
— Я не скажу, — пообещал Матвей и вдруг улыбнулся так ясно, что у Лили в зеркале заднего вида чуть не засверкали солнечные зайчики. — И я не боюсь, потому что я знаю, что ты меня защитишь.
Профессор Лагранж визиту своей бывшей студентки Ветлицкой обрадовался. Лиля знала, что старик полгода назад похоронил жену. Несмотря на почтенный возраст, он по-прежнему был заведующим отделением судебной экспертизы в больнице и преподавал в юридической академии. Это позволяло ему чувствовать свою нужность и как-то занимать будни, но по выходным, оставаясь дома, он начинал отчаянно тосковать по супруге. Сын его уже много лет жил в Америке, дочь с семьей обосновалась в Москве, и старик, предоставленный сам себе, был несказанно рад случайным гостям.
Он так суетился вокруг Лили, снимая с нее ярко-желтое пальто, предлагая тапочки с пушистыми помпончиками, под локоток провожая ее в просторную светлую кухню с высокими «сталинскими» потолками и широким окном во всю стену, наливая огненный чай и пододвигая корзиночку с печеньем, что ей тут же стало стыдно, что она так редко его навещает.
Лиля вообще часто думала о том, как трудно совместить работу с ее непреходящими делами и обязанностями, воспитание сына, внимание к маме, домашние хлопоты по хозяйству и личную жизнь, подруг, других людей, нуждающихся в ней, вот как, к примеру, профессор Лагранж, а также собственные желания — поваляться с книжкой на диване, сходить в салон красоты, устроить шопинг или позагорать на чьей-нибудь даче летом.
В суровой реальности жизни постоянно приходилось чем-то жертвовать. К примеру, Лиля полностью исключила из своего повседневного графика и личную жизнь, и заботы о собственной внешности, и людей, которых можно было назвать лишь относительно близкими. Работа, сын и мама были неизменной константой, а все остальное она откладывала и переносила на потом, в светлое будущее, которое, наверное, когда-нибудь наступит. Сейчас, сидя за круглым столом, накрытым безукоризненно чистой белой скатертью, она вдруг остро пожалела об этом.
Подливая ей чай, Лагранж рассказывал о научных статьях, которые опубликовал за последние полгода, о книге, которую начал писать, а также об успехах детей и внуков. Везде, куда падал глаз, у него лежали книги. Эту особенность его квартиры Лиля хорошо помнила еще по прошлым визитам. При этом ощущения беспорядка не возникало. В этом доме все лежало на своих, строго отведенных местах, полы сверкали, пыль была истреблена как класс, стекла в любое время казались только что вымытыми. Правила, заведенные много лет назад Марией Викторовной Лагранж, неукоснительно соблюдались ее мужем до сих пор. Откуда он черпал на все силы, а главное, в чем скрывался секрет его неугасающего, неукротимого интереса к жизни? Лиля много бы отдала, чтобы это понять, поняв, переложить на собственную жизнь.