Смерть на выбор

Фомин нагнулся, нырнул в один из ящиков пиршественного стола и вытащил пачку фотографий. Черно-белых и не очень художественных.

— Вот эта штука.

Потом Коля разъяснил заявителю, что ни старым, ни новым, еще не принятым Государственной думой Уголовным кодексом Российской Федерации не предусмотрено наказание за вручение подарков, даже если дарят столь странным способом. Другое дело, если б что-то украли.

Посетитель напомнил про пятна крови, но их Коля отклонил, сославшись на отсутствие экспертизы. Последним аргументом странного гостя стала ссылка на неприкосновенность жилища. Которая гарантирована всеми последними Конституциями СССР и России и которая явно была нарушена. Коля тут же потребовал свидетелей и прямых улик, как-то: сломанные замки, выбитые окна или что-то столь же существенное. Гость горестно махнул рукой и ушел.

— Вот, собственно, и все. — Фомин замолк и огляделся. Гости его сосредоточенно молчали. Каждый судорожно раздумывал, что можно выдоить из этой и впрямь странной истории. Каждый пытался решить, какую часть чудес следует списать на психическую неуравновешенность хозяина кинжала.

— А кинжальчик и впрямь диковинный, — первым нарушил молчание неугомонный Сараевский.

— Я такие видел где-то… Может, в музее, — раздумчиво добавил опытный Барсиков.

— Ерунда это все! Пустышка! — В неторопливые размышления вмешался Максим, признанный авторитет в подобных вопросах. Человек, первым написавший в свое время о том, что зикр, воинственный танец-хоровод, который отплясывают чеченцы перед президентским дворцом в Грозном, — не просто народное творчество, фольклор, а медитация, род суфийской молитвы. Его тогда даже приглашали лекцию прочесть чуть ли не в Генштабе, он знал конъюнктуру: — Ничего тут не выгорит!

— Не знаю, не знаю, — не торопился соглашаться с коллегой Сараевский.

Барсиков солидно хранил молчание.

И уж совсем притаился юный журналист из еженедельника «Голос». Ему история казалась перспективной, но он отчетливо сознавал, что не ему, новичку, вмешиваться со своими суждениями, когда говорят мэтры.

— Я же говорил, вас не заинтересует, — усмехнулся хитрован литовских кровей. — Так что лучше выпьем.

— Правильно, посошок — и по домам.

Максим помог хозяину обслужить гостей. Все торжественно чокнулись.

— Хорошо. Дай Бог, не последний раз, — поблагодарил Фомина старый зубр из «Вестей».

Уходили все вместе — так проще и приятнее.

Максим охотно согласился подбросить до дому своего приятеля Сараевского.

— А остальных, не обессудьте, только до метро. — Обозреватель Самохин завел двигатель и неожиданно вздрогнул: — Черт, совсем забыл. Мне же Фомин обещал статистику по грабежам за последний месяц. Сейчас. Последи, как греется.

Сараевский проводил проницательным взглядом умчавшегося приятеля и вздохнул:

— Ох и хитер, хитрее всех живых.

— Да ладно, тебе тоже никто не запрещает заняться этим делом, — миролюбиво проговорил Барсиков. Остальные молчали.

Максим вернулся через пять минут, запихнул в бардачок коричневый конверт казенного вида и схватился за руль. Вопросов никто не задавал, и до метро доехали в гробовом молчании.

— Нет, эта книга нужна мне прямо сейчас, у меня в семь вечера — сеанс. — Посетительница была в ярости: сиплый низкий голос трепетал от возмущения, длинные бронзовые серьги скребли плечи, укутанные пестрой бахромчатой шалью. К какого рода сеансу она готовится, можно было догадаться, не заглядывая в заявку, — типичный случай говорящей внешности. Мрачные серые глаза под набрякшими, подведенными чем-то угольно-черным веками, сморщенные щеки, карминные губы — все это превращало ее законные пятьдесят в дряхлые, но зато многозначительные семьдесят. Определенную смысловую нагрузку несли и узкое черное платье, и шаль, и тяжелая темная бронзовая бижутерия — ожерелье толщиной с якорную цепь, не менее весомые серьги и гигантские перстни. Такого количества цветного металла вполне хватило бы на «бюст героя на Родине».

Прочитать она хотела изданное в 1903 году сочинение некоего Максимова под многообещающим названием «Нечистая, неведомая и крестная сила».

Прочитать не из праздного любопытства — она скорее всего была одним из авторов объявлений типа: «Салон белой магии — снятие порчи, возврат мужей и любимых» или «Белая колдунья в седьмом поколении, опытная, потомственная, помогает людям, навсегда снимает любое колдовство, порчу». Объявлений такого рода — туча; клиентов у армии магов, целителей и вещунов не меньше.