— Скажите, Михаил Георгиевич, стресс был вызван аварией, в которую попала Бузякина?
— Значит, вам известно… Что ж, так и есть: Лариса не смогла оправиться, ведь погибли три человека, одного из которых она близко знала!
— Что Лариса рассказывала вам о том ДТП?
— Вы же понимаете, что я не могу…
— Доктор, давайте не будет заводить набившую оскомину песню о врачебной тайне, ладно? Ваша история никому не может повредить: мертвы не только участники происшествия, но и единственный свидетель!
— Да что вы говорите… — Орджоникидзе выглядел озадаченным. — Знаете, в других обстоятельствах я попросил бы ордер, но, раз так, не стану и расскажу все, что мне известно. Лариса мучительно переживала случившееся, не могла свыкнуться с мыслью, что на ее глазах погибли люди. Девушки были совсем молоденькие, да и парень, виновник аварии, тоже. На этой почве у Ларисы начались проблемы с весом. Для нее это стало представлять реальную угрозу, так как, в отличие от большинства женщин, ей никогда не приходилось бороться с лишними килограммами: Лариса не знала, что значит сидеть на диете!
— Доктор, скажите, неужели стресс может вызвать такие последствия?
— О, молодой человек, и даже гораздо более серьезные! Видите ли, нам, психиатрам, известно лишь процентов пять-десять о деятельности мозга — эта область медицины до сих пор остается одной из самых неизученных. Судя по анализам, у Ларисы произошел гормональный сбой. Он был вызван началом климакса и, в определенной степени, стрессом. На этой почве она испытывала неудержимую тягу к сладкому и мучному — ее мозгу требовались «гормоны счастья», и она получала их, поглощая шоколад и плюшки в невероятных количествах. Как результат — набор веса. Сначала пять лишних кило — не так уж и заметно, но потом — двадцать!
— Ого!
— Вот-вот. Стало скакать давление, началась тахикардия, а ведь до этого случая Лариса была образчиком здоровья, несмотря на возраст, который уже не назовешь молодым!
— Как же она справилась? — поинтересовался Шеин. — Вы порекомендовали ей диетолога?
— Нет, что вы, я только сказал, что он ей необходим, если она хочет похудеть. Я мог лишь помочь Ларисе справиться с тем, что изначально вызвало набор веса, но вот сбросить лишнее — для этого нужен специалист совсем в другой области!
— То есть она нашла диетолога не через вас?
— Нет. Вам лучше поспрашивать ее коллег: наверняка кто-то из них и свел ее с хорошим профессионалом.
— Если вы с ним не знакомы, то почему уверены, что он профессионал?
— Да потому, что Ларисе за короткий срок удалось вернуться в форму! Я видел ее на сеансах и наблюдал поистине чудесное преображение!
— А депрессию она поборола столь же успешно?
— Да нет, не скажу… Лариса была вся на нервах, неохотно рассказывала о том, что происходило в ее жизни, а ведь это — основное условие успешной терапии! Однако где-то полтора месяца назад ее состояние улучшилось, Лариса стала… счастливее, что ли?
— Это как?
— Перестала волноваться, стала больше делиться новостями — к примеру, мне первому она рассказала о новом проекте, на который возлагала большие надежды. Когда Лариса вдруг отказалась от сеансов, я решил, что у нее все наладилось. А вот как все вышло… Не понимаю!
— Михаил Георгиевич, вы не замечали в поведении Бузякиной какие-нибудь странности, не связанные с депрессией?
— Какого рода?
— Ну, может, она совершала неадекватные поступки или, скажем, заговаривалась?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Перед самой гибелью Бузякина имела неприятный разговор с девушкой, которая жила с ней под одной крышей, и та отметила, что Лариса вела себя необычно.
— В чем это выражалось?
— Ну, по словам свидетельницы, она как будто бы ее не слышала, говорила о чем-то своем, и ее эмоции… короче, они отличались от тех, которых следовало ожидать при подобных обстоятельствах.
Орджоникидзе ненадолго задумался.
— Н-нет, не сказал бы, — проговорил он наконец. — В первые недели нашего общения Лариса находилась на взводе и то и дело принималась рыдать, но никакой особой неадекватности я за ней не замечал. Может, что-то произошло уже после того, как мы прекратили общение?
— Возможно, — вынужден был согласиться Антон. — Доктор, вы записываете сеансы с вашими пациентами?
— Нет, я этого не делаю. Знаю, что большинство коллег предпочитают вести видео- или аудиодневники, однако я обхожусь без этого. После каждой встречи я оставляю немного времени и по старинке записываю свои мысли на бумаге, после чего вкладываю листы в дело пациента.
— Могу я увидеть дело Бузякиной?
— Почему нет? — пожал плечами психиатр. — Только вы ничего не поймете, ведь я писал заметки для себя, не рассчитывая, что придется показывать их посторонним. Да и даже разберись вы в моих каракулях, вряд ли узнаете больше того, что я вам рассказал! На наших сеансах не было ничего, что объяснило бы гибель Ларисы… Скажите, а она все-таки покончила с собой или это был несчастный случай?
— В данный момент мы склоняемся к тому, что Ларису убили.
— Не может быть!
— Так могу я увидеть ваши заметки, доктор?