Смерть перед Рождеством

– Ничего, если я составлю вам компанию?

– Разумеется. – Я поворачиваюсь к окну. – Ты смотрел на меня отсюда, Йон. Ведь так?

– Да.

– Как долго ты стоял возле окна?

Мальчик скрещивает на груди руки.

– Совсем немного.

– Можешь рассказать, что ты видел, когда подошел? Что происходило там, внизу?

– Ничего не происходило.

– Там что, никого не было?

Он качает головой:

– Они подошли потом.

– Когда?

Йон снова кашляет, на этот раз слабее.

– Ты спрашиваешь, который был час, но я пока не понимаю по часам.

– Да, меня интересует, который был час… Но ничего страшного. Так кто потом появился во дворе?

– Тот, кто сейчас там лежит.

– Откуда ты знаешь, что это был он?

– Мне так кажется.

Я подавляю вздох: ребенок.

– И он был один?

– Да.

– Что же произошло потом?

– Я не знаю. Я отошел в туалет, а когда вернулся, он лежал там, где лежит.

– И тогда он тоже был один?

– Нет. Еще один стоял рядом и держал его рюкзак.

– Можешь описать, как он выглядел?

Йон задумывается.

– Весь в черном.

– Он был высокий или нет?

Мальчик прищуривается, смотрит на меня.

– Примерно как ты.

– Цвет волос?

– Н… не знаю. Он был в шапке.

– Что за шапка? Какие натягивают на лицо?

Вопрос вызывает у мальчика приступ смеха. В горле его что-то булькает – приятный звук, отдающийся теплом у меня в желудке. Потом смех переходит в кашель, и лицо Йона снова краснеет.

– Выпей воды, милый, – раздается голос Аманды.

Я протягиваю мальчику стакан. Он делает глоток – морщась, словно это доставляет ему боль.

– Нет, – отвечает Йон на мой вопрос. – Нет, шапки так не носят.

– Итак, когда ты вернулся, кто-то стоял возле того парня и рылся в его рюкзаке… – пытаюсь я вернуть разговор в правильное русло.

– Да, – подтверждает Йон.

– И что, нашел что-нибудь?

– Я не видел, что это было.

– Но он что-то нашел?

– Да, а потом исчез.

– Куда? В какой стороне?

Я показываю пальцем в окно, предлагая мальчику следить за моими движениями.

– Там… или там?

– Там.

То есть в сторону центра.

– А потом, – продолжает Йон, – исчез и другой.

– Другой? – удивляюсь я. – Тот, что там лежит?

– Нет, который прятался.

– То есть был еще один, который прятался? – Я поднимаю руку, выставляя вверх большой палец. – Итак, сначала был тот, который лежит… – Мальчик кивает, я выставляю указательный палец. – Потом тот, который рылся у него в рюкзаке…

– Да.

– А потом еще один…

– Да. – Йон явно доволен тем, что ему удалось хоть что-то объяснить этому непонятливому взрослому дяде.

– И этот последний… собственно, кто это был, мужчина или женщина?

– Я не знаю.

– Какие у него были волосы, длинные или короткие?

– Я не видел.

– И где он прятался?

– За зеленым ящиком. – Йон имеет в виду один из мусорных контейнеров. – Когда тот, что искал в рюкзаке, исчез, он вышел, а потом тоже исчез.

– И как он двигался? Медленно или быстро?

– Быстро, – неуверенно отвечает Йон.

– То есть так… ловко? – Лицо мальчика отражает непонимание, и я спешу пояснить: – Он не показался тебе неуклюжим? Не хромал, не припадал на одну ногу? Как он двигался, прямо?

Йон качает головой:

– Он просто двигался.

– То есть это все-таки был парень?

– Нет, – упрямо повторяет Йон. – Я не видел. Это ведь ты сказал «он».

На это возразить мне нечего. Я снова подхожу к окну. Снег под лучами прожекторов слепит глаза. Со стороны может показаться, что Мауритцон делает покойнику педикюр.

– И ты все время простоял так один?

– Да.

– Вы сюда не входили? – Этот мой вопрос обращен к Аманде.

– Нет, – отвечает та, как будто даже обиженно.

– Я так не думаю… – бормочу я, скорее про себя, и снова поворачиваюсь к мальчику: – Спасибо за помощь, Йон. Ты сообщил очень важные для нас вещи.

– Но он умер… – рассеянно повторяет паренек. – Тот, который лежит.

– Это так… В чем в чем, а уж в этом мы уверены на все сто.

В свете рождественской звезды очертания предметов за окном размылись. Теперь там стоит неразличимый серо-черный сумрак.

– Ты сейчас уйдешь? – спрашивает Йон.

– Похоже на то. – Я киваю.

– Счастливой Лючии[8]. – Он скользит взглядом в сторону прихожей. – И не забудь свои ботинки.

* * *

Тем временем внизу многое изменилось, или же наоборот – все осталось по-прежнему.

На покойнике больше нет обуви. Пальто с него тоже зачем-то сняли. Это все, что мне удается разглядеть издали: тело заслоняют фигуры снующих вокруг него людей. Поодаль, за заградительной лентой, стоит гражданский автомобиль, принадлежащий не то газете «Экспрессен», не то «Автонбладет». Помощников не видно – должно быть, ушли на задание по звонку Габриэля Бирка. Как будто похолодало. Но все эти перемены представляются незначительными в сравнении с мертвецом, который остается мертвым, и снегом, все так же струящимся с неба. Убитый мужчина – вот что главное в этой ночи.

– А кто сообщил о нем в полицию? – спрашиваю, держа мобильник в руке.

Я давно перестал доверять своей памяти, но записать разговор с мальчиком, кроме как на телефон, некуда. Молодой человек в форме с плечами тяжелоатлета держит в руке блокнот, в другой – булочку с сыром и ветчиной. Я узнаю в нем Фредрика Маркстрёма – помощника полицейского из Норрланда.