Смерть перед Рождеством

В гостиной пела «Нирвана»: I’m so happy, ‘cos today I found my friends. They’re in my head…[10]

– Ты живешь в Хагсэтре? – спросил Микаэль.

Кристиан кивнул и поежился от холода.

– На Оммебергсгатан, рядом со спортплощадкой. Ты тоже?

– На Глансхаммарсгатан. – Микаэль показал в пространство между высотными домами, в окнах которых уже горел свет. – Видишь тот дом между высотками, который поменьше?

Кристиан прищурился, стараясь сфокусировать взгляд, поправил очки. Его повело. Курил он редко, а сегодня еще и выпил пива.

…and just maybe, I’m to blame for all I’ve heard…[11] – пели динамики.

– Да, вижу, – ответил Кристиан на вопрос Микаэля.

– Второе окно сверху и второе справа, видишь? Там моя комната.

Свет в том окне не горел.

У Кристиана были угри и плохое зрение. Он носил очки с толстыми линзами, за которыми зрачки выглядели как две булавочные головки. В школе рослый парень по имени Патрик кричал ему при встрече: «Привет, милашка! Как жизнь?» Кристиан старался не обращать на него внимания. Он был хорошим спортсменом, блистал в баскетболе и настольном теннисе, только поэтому с ним еще кто-то дружил. Хотя Кристиан и не сомневался, что приятели шепчутся о нем за его спиной.

Новый друг в этом отношении мало чем от него отличался – в этом Кристиан вскоре убедился. Кроме разве того, что у Микаэля не было ни угрей, ни очков.

– Хочу еще пива, – сказал Микаэль.

– Я тоже.

Они сбросили окурки с балкона, проводив взглядом тлеющие огоньки. Потом вернулись в гостиную. У Кристиана запотели стекла очков, и Микаэль рассмеялся: «В таком виде трудно произвести на людей достойное впечатление».

Что правда, то правда. Кристиан запомнил эти слова. При других обстоятельствах он тоже рассмеялся бы. Должно быть, вид у него и в самом деле был комичный.

* * *

Там, во дворах между высотками, кипели невидимые миру страсти. Они копились внутри, их приходилось носить с собой. Прятать от тех, от кого можно было ожидать опасности, и открывать тем, в ком подозревал своих. Они были при Кристиане всегда: когда шкаф его лучшего друга взломали и на внутренней дверце нарисовали свастику. Когда в одиннадцать лет на дискотеке в клубе при спортивной площадке он впервые поцеловал девочку. Ее звали Сара, и никогда больше пальцы Кристиана не касались такой нежной кожи. Они были вместе месяц. В свои двенадцать Сара уже носила бюстгальтер и в последний день из дружбы разрешила Кристиану потрогать грудь. Кто знает, может, именно его нерешительность и стала причиной того, что они расстались?

В четырнадцать лет он влюбился снова, и на этот раз серьезно. Ее звали Пернилла. Все началось с того, что она подсунула в школьный шкафчик Кристиана записку: «Они могут смеяться над нами сколько угодно – мы движемся, они стоят»[12]. С Перниллой Кристиан впервые занимался сексом. Это произошло на вечеринке, так похожей на ту, где год спустя он впервые говорил с Микаэлем.

Но страсти кипели внутри, их надо было сдерживать. Когда трое мигрантов в закутке за спортзалом расправлялись над шведом – двое держали, а третий бил. И когда день спустя четверо шведов расправлялись с мигрантом за киоском, которым владел отец одного из шведов. И когда на очередной вечеринке Кристиан встретил парня со знакомым рисунком на футболке и понял, что обрел в его лице друга и защитника.

И не было никакого внешнего движка, никакого катализатора, который заставлял бы Землю вращаться. Никакого ответа на вопрос «почему?». Просто одно событие следовало из другого, и, оглядываясь назад, ты не видел ничего, кроме беспорядочного переплетения никак не связанных друг с другом причинно-следственных цепочек. И Кристиан начинал понимать, что именно таким образом мы и становимся тем, кто мы есть.

* * *

Следуя полученным инструкциям, он не спускается в метро. Там везде камеры слежения. Вместо этого Кристиан идет на автобус и едет до университета. К месту назначения он продвигается окольными путями, пересаживается с маршрута на маршрут, чтобы не прибыть раньше срока. Мерзнет на остановках. Автобусы трясутся мимо, кашляя бензинными испарениями. Среди водителей нет ни одного шведа. Он минует здание школы «Васа Реал», на стене которой кто-то написал: «Еврейские свиньи» и «1488»[13]. Кристиан спрашивает себя, кто это сделал. На Оденплан обгоняет студенческую процессию во главе с Лючией[14]. Они смеются, от них пахнет спиртным.

Наконец Кристиан сходит с последнего автобуса. Он ждет его там, за углом университетского корпуса. По мере приближения к цели Кристиан все сильней ощущает его присутствие. Вон он стоит, подняв глаза к единственному освещенному окну.

– Всё в порядке? – спрашивает он, даже не оборачиваясь к Кристиану.

– Да.

– Звучит как-то неуверенно.

– Всё в порядке.

– Дай мне его.

Кристиан расстегивает «молнию» на куртке и достает пластиковый пакет. Микаэль берет его у него из рук.

– Что это ты…

– Бери. Поговорим позже.

– Но я…

– Не сегодня. Увидимся завтра.