– Не знаю, – так же безмятежно ответствовал «лысый» и предложил: – Давайте у него спросим.
Наклонившись ко мне, так что я увидел его блеклые, когда-то голубые глаза, он спросил:
– Как вы себя чувствуете?
«Паршиво»! – Хотелось ответить, но вместо этого я произнес еще одно непонятное мне слово:
– Ады!
Как ни странно, но он все понял.
– Дайте воды, – сказал человек в голубом, и я услышал, как «хриплый» матерно выругался.
– То тащи его на себе, то воды ему дай! А пива ему не надо?!
Первая информация, какой бы она ни была, осела на дрожащие извилины. Значит, меня несли. Куда, кто, это были уже следующие вопросы. Меня интересовало сейчас другое, что я и попытался оформить в более или менее связный вопрос:
– Где я?!
Человек в халате посмотрел куда-то в сторону.
– Где, где, – проворчал «хриплый», по-прежнему находясь в «мертвой зоне», – в Караганде!
Я подумал, что знаю такой город, но никогда там не был. Неужели меня занесло так далеко? Но лысый в голубом с легкой укоризной в голосе поспешил опровергнуть «хриплого»:
– Все в порядке, молодой человек. Товарищ сержант шутит. Вы в Москве, в отделении полиции и, слава богу, пришли в себя.
В Москве! Как хорошо! А я почти поверил, что нахожусь где-то на дальних рубежах моей бывшей страны. Но он сказал в полиции? В полиции?!!
Меня словно толкнуло изнутри, и я смог приподнять голову.
– Гляди-ка, как на него полиция-то действует! Сразу очухался, – я увидел «хриплого» и понял, что не ошибся в своих чувствах к нему. Это был стареющий сержант, с лицом человека, перенесшего не одну и не две неудачи в жизни, огрубевший от постоянных унижений от начальства и ничего, кроме жалкой пенсии, которой едва хватит на то, чтобы оплатить коммунальные услуги, не наживший. Если не считать распухшей печени и целого списка больных зубов, которые вырвать в несколько раз дешевле, чем лечить.
Я попытался сесть на жестком топчане, на котором моя спина приобрела форму морского ската, но с первой попытки не получилось. Голова кружилась, а тошнота подкатывала к горлу размеренными океанскими волнами.
– Ну, ну, молодой человек, не вставайте. У вас, наверное, легкое сотрясение, поэтому лучше полежите, а я налью вам воды.
Он встал, и на некоторое время я закрыл глаза. Память медленно возвращалась. Сначала выплыло чье-то небритое лицо, потом пустынная улица, и почти сразу же я вдруг увидел себя стоящим в аппаратной, где на маленьком мониторчике творился неописуемый ужас.
Желудок взорвался! Я перегнулся через край топчана, но не удержался и рухнул всем телом на грязный, пахнущий чем-то непереносимо кислым пол. Кто-то подбежал ко мне, чьи-то руки поднимали меня и укладывали обратно на жесткий топчан, но я не мог открыть глаз. Казалось, я сплю, а когда сон закончится, я проснусь в своей маленькой квартире, и все забудется, как и все прочие сны. Но сон не проходил. Вставляя через каждую запятую матерные слова, причем не повторяясь, «хриплый» проорал, словно я глухой, прямо в уши:
– Ты что, блевать здесь надумал, придурок?! Я тебе не уборщица, мать твою, убирать за тобой, ясно?!
– Ну что вы так кричите? И материтесь, – это был лысый, которого захотелось вдруг обнять, – неужели вы не видите, что человеку плохо?
– Плохо ему! А мне чуть челюсть не свернули, бомжи х… ы! – Это х… отличалось от предыдущего, хотя и было однокоренным.
Я открыл глаза и посмотрел на нависающего надо мной полицейского.
– Заткнись, – мне показалось, что я кричу, но мент, к счастью, не услышал или сделал вид, что не слышит, не знаю. Он повернулся к лысому и также проорал:
– Что? Что он сказал?
«Лысый» был врачом. Это я уже понял. Также я понял, что он слышал то, что я сказал, но, посмотрев на разъяренного сержанта, он ответил:
– Не орите, товарищ сержант, иначе я буду вынужден написать в отчете, что вы мешали мне оказывать помощь пострадавшему.
Вот так. Спокойно, не повышая голоса, он заткнул сержанту его хриплую глотку на несколько минут, и я был бесконечно благодарен этому человеку.
Он наклонился, просунул мне под голову свою руку, оказавшуюся неожиданно твердой как камень, и почти нежно произнес:
– Выпейте воды, вам станет полегче. А я пока укольчик приготовлю.
С трудом удалось сделать несколько глотков, и, прояснившись, гудящая голова вспомнила все, что случилось со вчерашнего дня. И последнее, что я вспомнил, это девушка по имени Катя, которая должна была ждать меня на станции «Пушкинская». Не удержавшись, я издал тихий стон. Врач, неверно истолковавший этот звук, повернулся ко мне и ободряюще произнес:
– Потерпите немного. Сейчас сделаю вам волшебный укол, и боль как рукой снимет.
Пока он не говорил о боли, я не чувствовал ее, но после его слов ощутил, и сразу в двух местах. В кисти, взглянув на которую я почувствовал страх, настолько она опухла, и в голове. Причем болел затылок, которым, насколько мне помнилось, я ни к чему не прикладывался.