Смерть под кактусом

— Ах это! — вскинул он голову. — Прошу меня за это простить! Дело в том, что в последнее время Таня снова стала жаловаться, что ей звонят и интересуются судьбой коллекции. Она была очень испугана, хотя к тому времени практически вся коллекция была благополучно продана в наши музеи. Таня особо настаивала на том, чтобы ни один предмет не ушел за границу, в договорах с музеями этот пункт оговорен особо. Хотя с большинством экспонатов ни один музей и так не расстанется добровольно. Наградной потир Петра Великого! Это, знаете ли…

Ювелир вскинул вверх указательный палец и потряс им, демонстрируя тем самым безграничную ценность фамильной коллекции Георгиевских.

— А однажды к ней приехала женщина и сказала, что работает в каком-то светском журнале. Хочет, мол, написать о судьбах российского дворянства. Но Таня никогда не была дурочкой. Пришлось той рыжей убираться не солоно хлебавши…

— Рыжей? — уточнила я, и мы с подругой переглянулись.

Видимо, мы все же не ошиблись, и к Татьяне Антоновне под видом журналистки посылали Моль. Именно поэтому она сделалась ненужной свидетельницей неудавшейся попытки завладеть коллекцией.

— К тому же несколько месяцев назад в своем доме убили Захара Пекунько. Он антиквар, вес в своей среде имел колоссальный, и он очень помог Тане. Все складывалось одно к одному… И мы поняли, что за коллекцией кто-то охотится.

Мы с Мегрэнью повздыхали, решив не рассказывать ювелиру, что на тот свет наша соседка отправилась не без помощи родственника.

— Что-то я совсем заговорился! — опомнился вдруг хозяин, хлопая ладонями по столу. — Совсем и забыл, зачем вас пригласил… — Мы насторожились, с любопытством уставившись на ювелира. — Я должен исполнить… теперь уже последнюю волю… — Тут голос чуть заметно дрогнул. — Татьяна Антоновна собиралась сделать это сама, но, видите, не успела.

Зиновий Михайлович поднялся, подошел к высокому резному буфету и достал две одинаковые коробки. Из ящика он вытащил черную кожаную папку для документов. Мы замерли, плавясь от любопытства.

— Вот! — он встал перед нами и торжественно возложил на коробки обе руки. — Это Таня решила подарить вам на память. Поэтому и попросила в последний раз принести ей из сейфа документы. Она хотела, чтобы я официально оценил подарок и оформил все бумаги, чтобы в дальнейшем у вас не могло возникнуть никаких проблем…

После чего ювелир раскрыл коробки и поставил на стол два одинаковых серебряных стакана.

— Стакан серебряный с чернью, украшенный камнями… фирма Семенова… — забормотала вдруг Мегрэнь, словно в бреду. — Господи, красота-то какая!

— Верно, — заулыбавшись, подтвердил хозяин. — Он самый, Василий Семенович! Изумительной чистоты работа!

Пока мы с подругой приходили в себя после такого царского подарка, Зиновий Михайлович вынул из папки два прозрачных файла с бумагами.

— Это документы. Теперь вы являетесь их законными владелицами.

— Спасибо, — дружно отозвались мы.

Последняя загадка была раскрыта: о каком подарке на память сказала мне Татьяна Антоновна, когда мы виделись в последний раз…

Настало время прощаться. Но оставить радушного хозяина, отчаянно цеплявшегося за последнюю ниточку, связывающую его с любимой, не было сил. И тут меня словно током ударило. Я выскочила в холл, вытащила из сумки старую коричневую папку и вернулась обратно.

— Зиновий Михайлович, — торжественно начала я, — мы с Таисией тоже хотели бы оставить вам что-то на память…

Тайкины глаза на мгновение округлились, но она тут же затрясла головой и заулыбалась. Я протянула ему папку.

— Вы зря думаете, что Татьяна Антоновна была к вам совершенно безразлична. Она часто нам рассказывала о любимом человеке, только имени никогда не называла…

Шверг смотрел с тревожным недоумением, не понимая, о чем я говорю.

— Посмотрите сами, — указала я на папку, — она всю жизнь хранила ваши фотографии среди самых дорогих бумаг…

Он положил папку на стол, торопливо развязал тесемки. Сверху лежали те самые снимки, что я забрала у внучки Зинаиды Игнатьевны.

— Таня… — вдруг растерянно охнул Зиновий Михайлович и беспомощно опустился на стул. — Я не знал… Я никогда не знал… Она никогда мне об этом не говорила…

Мегрэнь выразительно покосилась в мою сторону и покачала головой. Я исподтишка показала ее кулак.

— Нам пора, — объявила наконец Тайка и, церемонно раскланиваясь, попятилась к выходу. — До свидания!

— Спасибо вам, девочки, — благодарно закивал хозяин, выходя вслед за нами в холл. — Заезжайте, не забывайте старика…

И глаза старого ювелира подозрительно блестели, и пальцы, крепко сжимающие фотографии, отчаянно дрожали…

***

— Прекрати, зараза, жрать грибы! Да что же это такое! — От возмущения подруга перешла на визгливый фальцет. — Маньячка какая-то! Тебя можно брать свиньей работать, которая трюфели выкапывает…

Мегрэнь изловчилась и выхватила из моих рук банку с солеными маслятами. Я застонала, но подругу не разжалобила.

— Хоть бы в миску выложила, так нет, прямо из банки трескает! — Тайка поставила банку в пустую кастрюльку и закрыла крышкой. — Сейчас люди придут, за стол сядем, тогда и лопай!