Смерть после жизни (СИ)

— Чей? — Острая боль от удара разошлась пульсирующей волной, но не смогла помешать рассмеяться. — Твой? И это имя…

— Уже не подходит тебе? — Майрон заметно успокоился, ничуть не обидевшись на насмешку. — Вижу. Поэтому ты останешься здесь, пока я не разберусь с более важными делами… а потом придет и твой черед.

***

Горло все сильнее сжималось, отказываясь проглатывать сгустившуюся от недостатка влаги и пропитанную забившимся в ноздри вулканическим пеплом слюну. Уже почти полностью состоящий из дыма и ядовитых испарений воздух кружил голову и туманил сознание усиливающимся ощущением удушья.

То, что они все-таки почти дошли до подножия Роковой горы, казалось невозможным, больше похожим на сон или бред измученного, помутившегося рассудка. Не дающее ни есть, ни спать, ни думать о чем-либо другом непреодолимое искушение скорее забрать назад свою Прелесть, отнять любой ценой, наконец притупилось. Возможно, просто от почти полного изнеможения, голода и нехватки не отравленного вулканическими газами воздуха.

— Сэм… осталось только подняться, и там…

— А зачем, хозяин? Разве можно… бросить туда такую прелесть?

Сэм облизал потрескавшиеся губы, упорно глядя чуть в сторону странно бегающим взглядом.

— Мы посмотрим, Сэм… дойдем и решим.

Рука Фродо воровато потянулась к небольшому круглому булыжнику — он чуть не упал на четвереньки от слабости, наклоняясь. Ушедший чуть вперед тоже до предела измотанный Сэм ничего не заметил. Фродо еле сумел дрожащей рукой убрать находку в котомку и, с трудом выпрямившись, поковылял следом.

***

— Что случилось, Уфтхак?

— Н… не знаю, Госпожа!

Орк по-прежнему заикался, но испуганным и несчастным больше не выглядел и почти постоянно глупо улыбался. И как-то сумел отчасти решить проблему с гигиеной, чего Морин всерьез не ожидала и даже немного зауважала бедолагу. Пах он все равно отнюдь не розами, но воспоминаний о сводящем с ума смраде вблизи пещеры Шелоб больше не вызывал.

— Слышал вроде… на войну опять идти надо. К воротам.

Морин вяло жевала все то же до слез приевшееся варево. Надеяться на что-то лучшее не приходилось — то, что украсившийся после неловкой встречи с Хозяином темно-лиловым синяком под глазом орк все же приносил ей съедобный вариант и нашел таки миску побольше, уже хорошо. Как и то, что напугавший ее в первый вечер Майрон (она никогда и никому в этом не признается) пока больше не являлся, оставленная им шишка на затылке успела пройти.

Но просто сидеть здесь вот так, на положении заключенной, оказалось более утонченной пыткой, чем забавы на не к добру расположенной в пределах видимости дыбе. Призвана она лишь портить ей настроение, или Майрон всерьез намерен использовать пыточный стол по назначению, оставалось только догадываться. Такая идея очень даже могла прийтись ему по вкусу, и слова «а потом придет и твой черед», возможно, означали именно это.

Сколько прошло времени, она точно не поняла, не больше недели, скорее всего, хотя в сводящем с ума однообразии, полном раздражающих и ранящих гордость неудобств, немудрено потерять счет дням. Если окажется, что на самом деле прошел месяц, или только три дня, она не сильно удивится.

Запах неопрятных слуг Майрона (и как она раньше совсем этого не замечала?) по-прежнему вызывал все никак не желавшую полностью проходить тошноту. Это же серьезный недостаток, если подумать — никакой возможности незаметно подобраться к врагу, если не повезет с направлением ветра. Впрочем, так ему и надо. Помогать полезным советом бывшему ученику, любезно закрывшему ее в вонючей камере и приложившему головой об стену, она точно не собирается. Не то, чтобы не понимает его — как раз наоборот, лучше, чем кто бы то ни было — потому и не будет.

Сон в груде засаленного — лучше не пытаться представить, кем и как — тряпья, лишь слегка скрадывающего жесткость и холод каменной лежанки, неизбежно превращался в почти не восстанавливающий силы кошмар. С трудом проснувшись от настойчивого стука железной ложкой по решетке, Морин страдальчески поморщилась, собираясь обругать ни в чем не повинного орка. Но странные, необъяснимые словами ощущения перебили усталое раздражение и заставили забыть, что резко вставать нельзя.

Улыбающаяся во все восемь или десять полусгнивших зубов радостная физиономия орка расплылась и уехала в сторону, сливаясь с изгибающейся волнами решеткой. То, что она неловко села назад на лежанку, ударившись о стену, а не растянулась на полу, оказалось большой удачей.

Сил для неизбежной встречи с Майроном — Морин чувствовала, что она вот-вот состоится — почти совсем не было, и он, конечно, примет на свой счет так некстати накатывающие на нее приступы головокружения.

Ты тут ни при чем, Майрон, не обольщайся. Это… она сама очень хотела бы узнать, от чего. Какая-то человеческая хворь.