Читаем Смерть после жизни (СИ) полностью

Смерть после жизни (СИ)

По многочисленным просьбам авторов заявок, Мелькор, он же Моргот, в один непрекрасный день сумел вернуться из Пустоты. Но это произошло совсем не так, как предсказывали древние легенды, и как хотелось бы ему самому. И не так, как было в тех заявках.)

Автор Неизвестeн

Театр / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Эротика / Юмористическая литература18+

========== Пролог ==========

— Не надо было на порог пускать харадримское отродье, будь оно трижды неладно. Балрог их задери… хотя вряд ли станет он своих драть. Такие же… порождения Тьмы.

К сожалению, многовековой негласный закон гласил, что ворота Бри открыты для всех, занесенных попутным или не очень ветром с Великого тракта, кроме лихих людей, но от любых правил можно иногда и отступить.

Поклоняющиеся Тьме южане заявлялись в Пригорье, хвала Эру, крайне редко. Никто так и не смог вспомнить, когда в последний раз их здесь видели до этого несчастливого дня. У закутанных в темные балахоны чужаков, кроме недобрых взглядов блестящих черных глаз из-под намотанных на лица тряпок (иначе их головные уборы и не назовешь), ничего рассмотреть не удавалось.

Гортанные, неприятно режущие слух звуки чужого языка свели на нет приятную атмосферу вечерних посиделок за кружкой пива в Гарцующем пони. Ни весело танцующие языки пламени в камине, ни божественный горьковато-мягкий вкус знаменитого пива не спасали положения. Лавр Наркисс, скрипя зубами и горестно вздыхая, подсчитывал убытки.

И так по всеобщему ощущению темные времена подступают, так еще и эта напасть.

С торговцами из Харада — местные только предположили, что они торговцы, ничем они не торговали и неизвестно, куда и зачем ехали — была девчонка. Того же поля ягода, так же молча зыркала дикими черными глазищами из-под плотного покрывала. Кем она приходилась своим спутникам, рабыней или равной, не понять, кто их разберет, этих харадримцев.

Ирханну – так ее, кажется, сначала звали. Грубый лающий голос, окликающий девчонку каждый раз, стоило ей высунуть нос из комнаты, выкрикивал что-то похожее на это. Казалось бы, никакой роли ни ее имя, ни сама худая, как щепка, вертлявая пигалица, по самые глаза замотанная в цветные тряпки, не играли.

Задержались гости из Харада не то, чтобы действительно очень надолго, неделя еще по-божески, но трактирщик уже устал молиться Эру о скорейшем благополучном отъезде дорогих гостей. Сидели недобрые люди у себя в комнатах спокойно, только разговаривали слишком громко, исключительно между собой. Ни с кем другим ни словом не перебросились, будто не замечали.

Лишь их шебутная девка, похожая на саранчу, шустрая и прыгучая, иногда носилась по лестнице без всякой надобности, за что каждый раз получала порцию криков, а то и затрещину. Темный народ, что сказать. Вмешиваться никто не захотел — их обычаи, им и виднее, значит.

Бродяжник, может, и вмешался бы, но, к счастью, в ту неделю его не было. Да и что лезть, куда не просили, было бы девчонке невмоготу, убежала бы, чай не на привязи держат. И вообще, такая же она идолопоклонница, так же молится тому, чье имя лучше не произносить в добром доме.

В последний вечер (этого тогда никто еще не знал) пребывания в Гарцующем пони нежеланных постояльцев градус напряжения и недовольства достиг апогея. Южане развили непонятную и изрядно напугавшую всех активность. Нет, не затеяли скандал с воплями, руганью и мордобоем, не перепились вдрызг и не попытались сбежать, не заплатив.

Если бы обошлось такой ерундой, хозяин трактира, доведись ему перед этим увидеть через волшебный Палантир другое будущее, сам бы запил на радостях и непременно расцеловал бы харадримцев, не взяв с них половину платы, или даже всю.

Ибо в последнюю свою ночь в Бри постояльцы проклятого номера (Ноб и другие работники ходили туда со скорбными и напряженными лицами, как на эшафот) устроили сопровождающийся тошнотворно-заунывными песнопениями ритуал. Кому именно молились южане, все прекрасно поняли, не угадать тут невозможно, только один вариант и был.

Но чтобы окончательно не отдаться на растерзание липкому страху, притворились ничего не понимающими и не замечающими. Ну попеть решили варвары, бывает. Песнопения переходили в монотонный бубнеж, звонкие удары чего-то металлического отбивали ритм.

Твердо решив, что завтра наконец соберется с духом и выпроводит чернокнижников (или кто они там) по-плохому, позвав на помощь знакомых стражников, Наркисс залпом выпил большую кружку крепкого темного пива и некоторое время поворочавшись, все же сумел забыться не вполне сладким сном в своей комнате. К счастью, она располагалась далеко от логова харадримцев.

На следующее утро, которое не выспавшийся Наркисс поторопился посчитать добрым, выяснилось, что прибегать к спорным методам и нарушать вековые законы гостеприимства не придется. Харадримцы сами убрались еще затемно, не дожидаясь рассвета. Неважно куда… к Морготу, туда им и дорога. И даже расплатиться не забыли, хотя и дали меньше, чем взял бы с них сам хозяин, но и пес с ними. Главное, нет здесь уже приспешников Тьмы и, дай Эру, впредь не будет.

Но не успели радость и облегчение целиком и полностью завладеть хозяином трактира, даже побаливающая после дурной ночи голова враз прошла, как истошный крик Линды, сестры Ноба, заставил подскочить. Судя по мгновенно образовавшейся в зале толпе испуганно-возбужденных зевак, услышали его даже на улице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Товстоногов
Товстоногов

Книга известного литературного и театрального критика Натальи Старосельской повествует о жизненном и творческом пути выдающегося русского советского театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова (1915–1989). Впервые его судьба прослеживается подробно и пристрастно, с самых первых лет интереса к театру, прихода в Тбилисский русский ТЮЗ, до последних дней жизни. 33 года творческая судьба Г. А. Товстоногова была связана с Ленинградским Большим драматическим театром им М. Горького. Сегодня БДТ носит его имя, храня уникальные традиции русского психологического театра, привитые коллективу великим режиссером. В этой книге также рассказывается о спектаклях и о замечательной плеяде артистов, любовно выпестованных Товстоноговым.

Наталья Давидовна Старосельская

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Таиров
Таиров

Имя Александра Яковлевича Таирова (1885–1950) известно каждому, кто знаком с историей российского театрального искусства. Этот выдающийся режиссер отвергал как жизнеподобие реалистического театра, так и абстракцию театра условного, противопоставив им «синтетический театр», соединяющий в себе слово, музыку, танец, цирк. Свои идеи Таиров пытался воплотить в основанном им Камерном театре, воспевая красоту человека и силу его чувств в диапазоне от трагедии до буффонады. Творческий и личный союз Таирова с великой актрисой Алисой Коонен породил лучшие спектакли Камерного, но в их оценке не было единодушия — режиссера упрекали в эстетизме, западничестве, высокомерном отношении к зрителям. В результате в 1949 году театр был закрыт, что привело вскоре к болезни и смерти его основателя. Первая биография Таирова в серии «ЖЗЛ» необычна — это документальный роман о режиссере, созданный его собратом по ремеслу, режиссером и писателем Михаилом Левитиным. Автор книги исследует не только драматический жизненный путь Таирова, но и его творческое наследие, глубоко повлиявшее на современный театр.

Михаил Захарович Левитин , Михаил Левитин

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное