Смерть предпочитает полночь

– По-моему, зачем-то ездила, – подтвердила администраторша.

Когда опера вышли на улицу, Стас негромко поинтересовался:

– Лев, а ты чего это насчет Пыхово спросил? Есть какие-то подозрения?

– Да, есть. – Гуров коротко кивнул. – Мне кажется странным такое совпадение, как визит этой статистки, выявление у Натальи онкологии и ее исчезновение.

Дорога до Пыхово, некогда асфальтированная, теперь изобиловала кочками и выбоинами. «Десятка» большую часть пути ползла со скоростью телеги, которую тащил ленивый мерин. Лишь в километре от села водителю удалось прибавить скорость.

В пыховский фельдшерско-акушерский пункт опера вошли уже перед самым его закрытием. Фельдшерица, миловидная женщина лет тридцати, уже собиралась идти домой. Появление суровых оперативных сотрудников повергло ее в тревогу и даже в некоторую панику. Она села на стул, явно не зная, куда деть руки, уперлась взглядом в стол и выжидающе замерла, не говоря ни слова.

С первого же взгляда Гуров понял, что тут ходить вокруг да около необходимости нет, поэтому спросил напрямую:

– Расскажите, кто и для чего попросил вас направить к онкологу совершенно здоровую женщину, после чего она бесследно исчезла?

Фельдшерица вздрогнула, закрыла лицо руками и со стоном повалилась на стол.

– Я знала, я чувствовала, что за мной однажды придут, – прошептала она, с трудом взяв себя в руки. – Вы уже задержали ее?

– От нас еще никто не уходил! – обтекаемо ответил Крячко. – Мы вас слушаем.

– Эта Аделина Максимилиановна – она себя так назвала – пришла ко мне в ноябре. Я уже не помню, какого числа. Когда она встала на пороге, мне показалось, что ко мне явился сам дьявол. Нет, она очень красивая, но и страшна, как ночь перед казнью. Эта женщина сказала мне: «Наталье Тимониной объявишь, что у нее начинается рак груди, поэтому ей нужно посетить онколога». Она назвала точное число, когда Наталья должна поехать. Я спросила: «А кому и зачем это нужно?» Она на меня так посмотрела, что я едва не лишилась рассудка, и сказала: «Это не твое дело. Если не сделаешь или проболтаешься, то сгоришь вместе со своим щенком. Ясно?»

– И вы послали бедолагу на верную смерть, – укоризненно констатировал Крячко.

– А что мне оставалось делать? – с надрывом выкрикнула фельдшерица, заливаясь слезами. – У них все схвачено! Я однажды мельком уже слышала, что есть такие страшные люди, которые занимаются человеческими жертвоприношениями. У них покровители везде – в полиции, в прокуратуре, во власти. Думаете, это легко было? Да мне Наташка теперь, считай, каждую ночь снится! Стоит посреди какого-то страшного пожара и с упреком смотрит на меня. Утром встаю, вся подушка мокрая от слез. Приходит ко мне мой Миша и спрашивает: «Мама, а почему ты снова ночью плакала?» Думала я как-то съездить на исповедь к батюшке, снять грех с души, да побоялась. Они ж везде, всюду! Может быть, даже и в церкви. Постойте, а вдруг и вы из них? Приехали проверить, не проговорилась ли я? Если да, то убейте меня одну. Сына не трогайте! – прорыдала она и снова упала на стол.

– Успокойтесь, мы не из них! – тронул ее за плечо Гуров. – Мы приехали, чтобы их остановить. О нашем разговоре никому ничего не говорите ради вашей же безопасности. Если спросят, кто и зачем приезжал, скажете, что были оперативные работники из Москвы, которые выясняли, не замечали ли вы при осмотре больных у кого-нибудь странную символику на теле – перевернутый и горящий православный крест. Вы нам сказали, что такого не видели. Все ясно? Вот вам наши визитки. Если кто-то начнет вас притеснять – сразу же звоните.

Все еще вздрагивая, женщина благодарно закивала, а потом неожиданно сообщила шепотом:

– Одного такого я видела. Это коммерсант из Некрасовки, зовут его Алихан Аббасов. В марте он ко мне приезжал с бронхитом. Я его прослушивала и заметила вот тут, внизу на шее, такую странную татуировку. Но спрашивать не стала. После того случая я теперь вообще всего на свете боюсь.

Возвращаясь в город, опера в пределах допустимого, с учетом лишних ушей, обсуждали итоги своей поездки. Они планировали побывать еще хотя бы в паре сел, но боялись опоздать к пяти на набережную. Завершая разговор, Лев Иванович заметил, что есть явная необходимость прозондировать ЗАГСы и отделения ФМС, откуда сектанты могли брать личные данные об интересующих их людях.

Опера прибыли на набережную к половине пятого, вместе осмотрели скверик, распределили места засады. Гуров решил взять на себя беседку. Стас охотно согласился побалдеть в кафешке.

Но едва они собрались занять свои исходные позиции, как запиликал телефон Стаса. Это был Евгений Гордеев.

– Станислав Васильевич, я собрался на набережную, а тут позвонила Мури и сказала, что сейчас сама заедет за мной, – чуть растерянно сообщил он.

– А ты сейчас где? – торопливо спросил Стас.

– Иду по Зуевскому переулку в сторону Тихоновской. Ого! А вон и Мури вышла из машины. Улыбается, машет рукой…