– Нет, бояться нечего… Не думаю, что кто-то опасается выходить на улицу. Хотя некоторые люди проявляют осторожность. Будем надеяться, что убийцу, будь то мужчина или та женщина, которую сейчас разыскивает полиция, посадят как можно скорее, чтобы мы все могли спокойно спать и ходить по улице в одиночку, ничего не опасаясь…
Йоурун решила немного разрядить обстановку, рассказав, что сестра Халлвина Моника приехала домой проводить его в последний путь – подруги думали ее тоже пригласить на вечеринку.
– Я не знаю, помнишь ли ты ее? – поинтересовалась Йоурун. – Ты, наверное, не так часто бывала в Норвуйке, когда у тебя были большие неприятности?! Она на год старше нас. Мы общались в молодые годы. Часто вместе выходили в город на гулянки. Но я думаю, что ей надоело жить в Норвуйке и на Фарерах. А особенно – в своей семье. Или, может быть, со всеми нами. И она совершенно не поддерживала связь с родителями и сестрой. Она есть на «Фейсбуке». Но у нее в друзьях далеко не каждый… Только подумать, прошло почти двадцать лет с тех пор, как она уехала отсюда. Я не знаю, о ком это говорит больше – о Монике или ее родне?
Йоурун сделала небольшую искусственную паузу, и это дало Тарине возможность вставить слово:
– Я хорошо помню Монику. Она такая, какая есть. Лично я не имею ничего против того, чтобы ее пригласили. А если она не сможет или не захочет быть в нашей компании, то это тоже нестрашно. – И Тарина продолжила с властной ноткой в голосе: – В конечном итоге, Йоурун, Халлвин будет похоронен в четверг, наш вечер состоится, как и запланировано, в субботу, и народ хочет морского черта с ассорти из морепродуктов. Спасибо, что позвонила. У меня выступление, которое надо подготовить к субботе. Привет от меня девчонкам, я имею в виду дамам! Но мы, наверное, увидимся на похоронах. Я немного в сомнениях, смогу ли я везде побывать. Но вечеринку в вязальном клубе пропускать ни в коем случае нельзя!
Подруги попрощались. И Йоурун поставила еще одну галочку на листке со списком имен. Приятно, что прийти согласны все.
Всего на вечере в вязальном клубе на борту «Яхты» будет десять женщин. Йоурун еще не решила, какую следует выбрать застольную песню, наиболее подходящей казалась «Яхты скоро выйдут из фьорда». Йоурун знала по опыту, что проще написать стихотворение, если уже имеется мелодия, от которой можно отталкиваться. И уже родилась первая строчка: «Женщины выйдут в город в субботу вечером!»
Боргарьёрт и Моника зашли в пансионат «Ковчег» навестить мать, которая не узнала дочерей и вряд ли помнила, кто она сама такая. Моника какое-то время ощущала чувство вины, когда снова увидела свою шестидесятисемилетнюю мать. Та была полностью психически здоровой, когда девятнадцатилетняя Моника упаковала вещи в рюкзак и попрощалась с семьей, имея на руках билет в одну сторону до Дании. В первые годы они разговаривали по телефону и Моника каждый год присылала ей рождественские открытки. То, что мать постепенно начала терять рассудок, Моника поняла, когда позвонила поздравить ее с шестидесятилетием. Уже тогда болезнь начала давать о себе знать. Мама постоянно спрашивала, кто это звонит. Она не знала никакой Моники, живущей в Великобритании, а до этого – в Дании.
Когда прошел шок от посещения матери, сестры отправились прямо в больницу. Трёндур как будто не мог поверить собственным глазам, увидев, кто склонился над его больничной кроватью. Неужели обе дочери? Моника не стала придавать этому слишком большого значения. Она взяла отца за руку, передала привет от внуков из Абердина и сказала, что они хотели бы попутешествовать по Фарерам. Но сейчас ни муж, ни дети не смогли сюда прибыть. Супруг очень занят на работе, а дети – в школе. Кроме того, перелеты стоят дорого, а похороны со всем, что случилось в эти дни, – слишком грустный повод, чтобы ради этого ехать на Фареры. Так что, может быть, следующим летом.
Трёндур слушал и пытался что-то сказать. Но ему не удавалось выдавить из себя ни слова. По его щекам катились слезы. Он был взволнован и опечален. Трёндур страдал расстройством речи, или афазией, как сказала медсестра. Правая сторона тела была парализована, хотя с посторонней помощью он мог вставать. Однако бо́льшую часть времени он лежал в кровати – такая была плохая связь между мозгом и ногами. Возможно, состояние Трёндура позже улучшится. Он уже начал занятия с физиотерапевтом, а во второй половине дня его посетил логопед. Но еще рано судить о том, насколько долгосрочный урон здоровью нанес апоплексический удар.