Мемориалы представляют теоретический интерес, поскольку иллюстрируют наш предыдущий аргумент о том, как определенные идеи порождают эмоции, формирующие те или иные ценности, а те, в свою очередь, принимают форму убеждений, способствуя укреплению чувства идентичности личности или группы и, возможно, даже религиозных убеждений, если те помогают формированию осознания судьбы. Некоторые такие идеи-ценности иногда имеют свойство мигрировать или вызывать реакцию в разных контекстах. Яркий пример связан с Арлингтонским национальным кладбищем, поскольку именно после визита туда и в Национальный дендрарий Вашингтона, округ Колумбия, Дэвид Чайлдс из британского королевского флота увидел сон, который привел его к созданию Национального мемориального дендрария в Великобритании[576]
, сопряженному со множеством проблем и институциональных трудностей. Это пространство развивается с начала 2000‐х годов и содержит более 200 мемориалов, посвященных военным и другим национальным организациям, включая искусственный холм с очень большим памятником погибшим военнослужащим британских вооруженных сил. Культурное разнообразие, отраженное в этих символических формах, охватывает и крупные памятники, например Парашютному полку, который изображает солдата, собирающего свой парашют под мифологическим крылатым конем (см. ил. 4), и аскетичного бетонного дезертира с завязанными глазами, «Расстрелянного на рассвете» (см. ил. 5).Пафос заключается не только в изображении мишени на груди молодого солдата, которую легко по ошибке принять за медаль, но и в многочисленных столбах позади него, каждый из которых носит имя другого молодого человека. Под семейным и более широким политическим давлением правительство Великобритании в ноябре 2006 года посмертно помиловало всех «казненных за военные преступления», как указано на мемориальной доске, прикрепленной к памятнику. Это суровое напоминание о психологических опасностях, связанных с военными действиями, важно в дополнение к тому, что уже было сказано о военных связях и обретении смысла через самопожертвование. Некоторые мемориалы Дендрария вызывают совсем другие эмоции, например лошадь, взятая с ярмарочной карусели, чтобы почтить артистов цирка и других шоуменов, погибших на войне (см. ил. 6).
Эти и сотни других памятников отражают некоторые черты британской культуры и требуют места для достойной их демонстрации. Все это сосредоточено не в Лондоне, а ближе к географическому центру Великобритании в Личфилде. Здесь не только установлены мемориалы, но и происходит множество ритуальных действий в течение года — почти каждый день. Во многих отношениях эти мемориалы предлагают классическое выражение сочетания смерти, ритуала и веры в национальных рамках, хотя, в отличие от Арлингтона, здесь на самом деле не похоронен ни один человек[577]
. С символической точки зрения он не похож на мемориал неизвестному солдату в лондонском Вестминстерском аббатстве, поскольку на главный мемориал Вооруженных сил здесь нанесены имена многих тысяч «известных» солдат.Различные места смерти нагружены социальными ценностями и предпочтениями, которые в свою очередь выражают чувство идентичности, присущее культуре. Больницы, например, — это места, где каждый год делается множество абортов; это практика, которую во многих странах большинство принимает как досадную жизненную необходимость. Тем не менее остается значительная группа, которая выступает против аборта и классифицирует его как разновидность убийства. То, что для одних — медицинская процедура, операция, для других является преступным деянием, убийством. Больница — пространство для всего этого. Точно так же одни одобряют возможность эвтаназии и помощи в совершении самоубийства, в то время как другие считают и то и другое совершенно неприемлемым. Другими словами, смерть — непростое явление. Она — источник моральных ценностей многих людей.