Смерть считать недействительной

— В общем, трепаться не приходится: долго ли, коротко воевал ваш взводный, а отвоевался. И уложили его в гроб, погрузили тот гроб на сани и приказали ездовому везти Иосифа Лянгера до братской могилы. Только ездовой сволочь попался: такую тряскую дорогу выбрал, что покойник и тот не выдержал. Очнулся я, понимаете. Аж в глотке першит. Полез в карман: закурить. А спичек-то и нет: вы же сами и забрали — зачем покойнику спички? Ну, хлопнул я тогда ездового по плечу: «Дай, друг, спичечку!» А он с испугу — с катушек. Знаете, кто со мной ездовым ехал? Смерть моя, вот кто! Только хлипкою оказалась, где ей с таким парнем, как я, сладить!

Великолукские странички

Штурм города Великие Луки начался 25 ноября 1942 года и длился почти два месяца. Гитлеровцы оказали упорнейшее сопротивление: они еще не привыкли тогда к поражениям. Но и нам эти два месяца дались нелегко.

Однажды на площади, которую мне надо было пересечь по дороге к переднему краю, — площадь вся была изрыта снарядами, — в глубокой воронке, занесенной снегом, я увидел труп сидевшего солдата. О том, что это солдат, можно было догадаться по шапке искусственного меха да по возвышавшемуся над нею штыку винтовки. Словно и после смерти солдат грозил врагу штыком! Он сжал винтовку крепко, обеими руками, припал к ней всем телом…

Винтовку надо было взять — зачем ей зря ржаветь?

Я потянул ее за ствол. Она не подалась. Потянул еще крепче. Тот же результат! Что за черт? Неужели жив покойник?! Да! И вроде бы дышит…

— Товарищ! — окликнул я его, сам себе не веря. — Товарищ! Да ты живой, что ли?!

— М-м-м…

— Да что с тобою? Ранен?

— М-м-м…

— Вставай! Замерзнешь же! Вставай, помогу!

— М-м-м…

Наклонился я тут вплотную к черному закопченному лицу… Как же, подымешь его! Спит друг!

* * *

…Пятидесятый день штурмуем Великие Луки. Командиры спят теперь так: положат руки на плечи другому спящему, уронят на свои руки головы и сидят так в блиндаже вповалку, если можно сказать. Впритык.

Но достаточно произнести кому-нибудь с порога:

— Товарищ лейтенант Смирнов, командир полка спрашивает: сколько у вас патронов осталось? — как Смирнов, немедленно вскочив на ноги и твердо глядя на спрашивающего открытыми, но, однако, еще спящими глазами, отвечает:

— По сто двадцать на человека, плюс столько-то ящиков на ротном пункте!

Он слышит все и во сне, но мозг натренирован отмечать лишь то, что касается непосредственно его работы. Поэтому на близкие разрывы снарядов он, например, не реагирует.

* * *

Штурмуем город квартал за кварталом, дом за домом. Конца не видно!

Командир полка, устало ужиная концентратами, говорит:

— Хотите знать, товарищ писатель, что такое город? Это тот же концентрат. Пространства! Один квартал здесь стоит десяти километров на поле!

* * *

Дивизионный фотограф идет на передний край снимать людей для партбилетов и кандидатских карточек. Жалуется:

— Все время шевеление! То аппарат дрогнет, то человек. Мука!

* * *

Мне нравится поговорка одного моего друга — летчика-истребителя: «Если на каждый случай в бою у тебя есть два замечательных решения, варианты будешь додумывать трупом!»

Штурм Великих Лук

Этот рассказ — записи из дневника, который я вел непосредственно во время штурма Великих Лук (ноябрь 1942 г. — январь 1943 г.). Я участвовал в штурме этого города в качестве корреспондента фронтовой газеты. Рассказ посвящается славным боевым делам солдат и офицеров дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник Дьяконов.

Высота тактического значения

Фронтовой корреспондент никогда не знает заранее, куда его закинет завтра. Но как только мы в редакции фронтовой газеты проведали от работников оперативного управления штаба фронта, что окружение Великих Лук наконец завершено, мне стало ясно: завтра я буду где-то на пути к этому городу.

Так и случилось. Вскоре меня вызвал к себе редактор газеты и приказал отправляться немедленно. Командировочное удостоверение на мое имя уже лежало перед ним, напечатанное на машинке. Он подписал его, секретарь редакции тут же, дохнув на резиновую печать, оттиснул ее рядом с непросохшей подписью редактора, и через сорок минут сборы мои были закончены. В задний карман полевой сумки — планшет с картами, в нее же — три чистых блокнота, пять мягких карандашей, полотенце, мыло, трофейную зубную пасту и на всякий случай четыре запасные обоймы к пистолету. За плечами полупустой вещевой мешок — «сидор», как его почему-то называют. В нем сухой паек на двое суток, две запасные пары портянок: одна бязевая, другая бумазейная. А к лямкам «сидора» приторочена роскошная, зеленая в цветочках эмалированная кружка — предмет зависти всех товарищей в редакции: три четверти литра вместимостью!