Он ел свой пирог в окружении шумных людей, чьи манеры за столом оставляли желать много лучшего. В другое время это бы его раздражало, но сейчас голова его была занята сомнительными обстоятельствами, окружающими смерть Элайзы, и он почти не замечал шума. Некоторым образом они с Элайзой были похожи. Оба из схожих семей, оба тщеславны и амбициозны, оба стремились добиться большего. Фрэнсис тоже был сыном слуг в большой усадьбе, но в его случае старый лорд-вдовец проникся симпатией к единственному сыну горничной своей жены и поощрял его стремление научиться читать и писать. Когда отец Фрэнсиса внезапно умер от лихорадки, старый лорд не бросил мальчишку, а заплатил за его обучение в ближайшей начальной школе, заверив его мать, что имеет на него большие планы, пусть только вырастет. Если у Фрэнсиса дела пойдут хорошо, он, возможно, поможет ему поступить в университет. Но судьба распорядилась иначе. Благодетель умер, хозяином стал его сын, который всегда терпеть не мог Фрэнсиса и ревновал к нему отца, считая, что тот уделяет мальчишке слишком много внимания.
Фрэнсис сразу же отправился в Лондон и немедленно принялся искать ступеньки, по которым можно было бы подняться повыше. Он работал у многих хозяев и постепенно заработал репутацию хорошего секретаря, отличавшегося смекалкой и умением держать язык за зубами. Он не позволял ничему встать на его пути, даже болезнь матери и ее смерть не могли заставить его покинуть Лондон. Сэр Уолфорд обратил на него внимание лет пять назад, когда его предыдущий наниматель, знакомый купца, узнал, что тому нужен хороший надежный секретарь. Поскольку сам он сокращал штат работников, то порекомендовал Фрэнсиса сэру Уолфорду, и таким образом он попал в дом купца.
Пообедав, он вернулся к перевозчику, чтобы убедиться, что его указания выполняются, и с облегчением увидел, что гроб уже забрали из гостиницы и повозка вот-вот тронется в путь. Затем он прошел через Бэнксайд к Лондонскому мосту, перешел через него и ранним вечером вошел в дом сэра Уолфорда. В доме было очень тихо, потому что хозяин уехал в Сити по делам.
Оливия Такетт направлялась в свои покои, когда он остановил ее. Когда она попыталась обойти его, Фрэнсис расставил руки в узком проходе, загораживая ей дорогу.
— К чему такая спешка, миледи? — спросил он. — Вы наверняка желаете знать, что произошло.
Она безуспешно попыталась протолкнуться мимо него.
— Я не хочу знать ничего лишнего. Элайза мертва, скоро ее похоронят. Ее не вернуть. Все кончено.
Он схватил ее за плечо.
— Если вы так думаете, то вам наверняка стоит кое-что узнать. Первое, доктор Форман жив и здоров и соответственно смог свидетельствовать перед коронером. Полагаю, это по вашему указанию какой-то недотепа пытался помешать ему появиться на следствии? — По ее лицу он понял, что угадал. — Я считал вас умнее. Что же, если вмешательство Формана нельзя было предвидеть, это нападение было верхом глупости. Есть лучшие пути разобраться с ним, если понадобится и когда наступит время. Все, что вы сделали, — это подтвердили его подозрения, что девушка умерла в результате нападения. О, нет, дело совсем не закончено, Оливия, совсем не закончено. Приговор был — преднамеренное убийство.
— Убийство! — Она побледнела. — Что ты говоришь? Этого не может быть.
— Теперь ты понимаешь, почему нам надо поговорить? И здесь совсем не подходящее место.
Оглянувшись через плечо, она неохотно впустила его в свою комнату.
— Хорошо. Но поспеши, говори, что хотел. Будет ужасно, если отец или Маркус застанут нас здесь вместе.
— Ты не всегда была так осторожна, — заметил Даун, закрывая за ними дверь и прислоняясь к ней. Она нетерпеливо отвернулась от него, но он продолжил: — Твой парень только и сумел, что порезать доктору руку во время борьбы, и после этого сбежал. Это нападение заставило Формана опоздать на несколько минут на заседание, но он уже сделал определенный вывод. Если бы ты воспользовалась каким-нибудь менее драматичным способом задержать его, например ложным вызовом к тяжелому пациенту или к умирающему, тогда присяжным пришлось бы выбирать только между несчастным случаем и самоубийством. Даже сообщение о том, что она беременна, не имело бы значения. Но об убийстве и речи бы не зашло.