Смерть титана. В.И. Ленин

Отметим, что даже царское правительство соглашалось с моей первенствующей ролью и с действенностью нашей социал-демократической пропаганды. Тогда мы еще не делились на большевиков и меньшевиков. Это все впереди.

Мне нет смысла присваивать себе заслуги, которые принадлежат другим. Поэтому сразу скажу, что, пожалуй, инициатива объединения социал-демократических организаций С.-Петербурга принадлежала не мне, как сегодня утверждают мои непонятливые соратники, а молодому еврейскому интеллигенту, будущему лидеру меньшевиков, тогда моему другу, а впоследствии моему политическому противнику, Юлию Цедербауму — Л. Мартову. Этим псевдонимом, привычным в нашем политическом общении, псевдонимом, сросшимся с личностью, я и буду его величать дальше. По крайней мере, со своими знакомствами в социал-демократической среде, связями и энергией он очень многое сделал для этого объединения. Отдадим человеку должное.

Мартов всегда производил сильнейшее впечатление, в первую очередь, своей необыкновенной внешней одухотворенностью. Я на внешнее впечатление, как правило, не обращал внимания — важны суть и дела, но в случае с Юлием Осиповичем, особенно, когда он был молод, это невольно бросалось в глаза. Лицо у него было тонкое, нервное. Свою одухотворенность и нервность он получил в наследство от нескольких поколений предков, живших активной духовной жизнью. Его дед был крупным общественным деятелем, основателем первых в России еврейских газет. Отец некоторое время подвизался на журналистском поприще и был константинопольским корреспондентом «Петербургских ведомостей», а дядя, долгие годы живший в Германии, приобрел известность как переводчик на немецкий язык Тургенева. Необходимо отметить, давая портрет Мартова, еще одно немаловажное обстоятельство, о котором я стал вспоминать уже после того, как мы с ним разошлись на II съезде РСДРП, и которое мне стало казаться многозначащим. Юлий Осипович родился в Константинополе, его мать была родом из Вены и, по собственному признанию будущего революционера и лидера меньшевиков, до пяти лет домашним языком был для него французский, а еще и новогреческий — язык константинопольской домашней прислуги. У коммунистов, конечно, весь мир — отечество, но у российских коммунистов родина — Россия. Здесь трудно аргументировать, я долго сражался с народниками, говорившими об особом пути России, но ведь именно Россия, ее пролетариат и ее народ прорвали цепь исторической предопределенности.

Меня привлекал тонкий теоретический ум Мартова, умение замечать, а потом анализировать и обобщать элементы и формы пролетарской борьбы. Мы были с ним похожи яростным неприятием царского строя, целью в жизни, поглощавшей нас без остатка, — борьбой за перестройку мира. И молодость, и жизнь уходили в эту самую борьбу. В Юлии Осиповиче поражала исключительная начитанность. Но он не только знал во всех подробностях историю развития и актуальное положение рабочего класса в России, но и состояние дел на Западе. Меня всегда потрясало, что Юлий Осипович помнил состав всех комитетов в России, всех членов этих комитетов, живых и умерших, все мелочи нашего движения. К сожалению, он меньше интересовался философской стороной жизни. В молодости мы были с ним почти неразлучны, и в письмах к родным из Шушенского я часто рассказывал о своем друге, с которым мы постоянно переписывались тогда.

Но вернусь к объединению, одним из инициаторов и деятельным организатором которого был Мартов. Объединились мы не только ради числа — об этом я пишу так подробно, постоянно возвращаясь к истокам, еще и в назидание следующим поколениям: не придется ли в России снова организовывать кружки, воспитывать сознательную массу и поднимать народ?

Мы объединились с твердым решением в своей работе идти от пропаганды к агитации. И тут я много раз вспоминал, как Плеханов и Аксельрод совсем недавно в Швейцарии убеждали меня сделать стихийную экономическую борьбу масс рычагом их вовлечения в классовую борьбу. Наступило время вспомнить этот решительный напор старших и осознать его, хотя, как мне тогда казалось, «мы и сами с усами», к тому же живущим в России, дескать, виднее. Как в принципе они были правы, говоря, что, как ни слабы революционные кружки, они должны начинать действовать как политическая партия, вмешиваясь во все крупные вопросы общественной жизни. На будущее я тоже хотел бы предостеречь: попытка отсидеться просто за экономическими вопросами, балансировать на грани профсоюзной или парламентской деятельности не принесет успеха политическому лидеру, выдающему себя за социал-демократа и коммуниста.