Смерть тоже ошибается…

— А-а. Могу отвезти вас в клуб «Шестьдесят».

— Расслабься, парень, — сказал мне дядя Эм. — Это в другом конце города. Любое место, куда тебя везет таксист, находится на другом конце города. Даже если он знает точку через квартал отсюда, он все равно повезет нас в клуб «Шестьдесят».

— Ну да, — кивнул я, думал о заведении, из которого мы только что вышли. — Откуда, черт возьми, у людей столько денег, чтобы так ими швыряться?

Дядя Эм пожал плечами:

— Подрабатывают стиркой на дому. Но что такое деньги? Иногда бывает так, что купюра достоинством в один доллар кажется больше, чем ковер размером девять на двенадцать. Но если у тебя есть деньги и будет еще больше, зачем их хранить?

— На старость.

— Если будешь много тратить, старость и вовсе не наступит. Как тебе стриптизерша?

— Ничего, — ответил я. Я не стал говорить, что каждый раз, когда я смотрел на нее, думал о Рите.

Дядя усмехнулся:

— Что-то не слышу энтузиазма. Скажи-ка, о чем ты хочешь поговорить?

В его голосе явственно звучала насмешка, но в то же время и тревожные нотки. Мне стало неловко. Почему я веду себя как зануда? Только потому, что Рита еще не вернулась? Черт возьми, да разве мне не повезло в тысячу раз больше, чем я смел надеяться? Ведь когда-нибудь она вернется.

— Наверное, это глупо, — признал я, пытаясь быстро предложить тему для беседы. — Интересно, как дела у копа Вайсса? Он забросил расследование?

— Он еще объявится. Мы его увидим. Готов поспорить, мы увидим его не далее как завтра.

— Почему завтра?

— Сьюзи.

— Чего? — удивился я. — Какое отношение утонувшая обезьяна имеет к убийству?

— Может, и никакого. Но ты не думай, что полицейские из Форт-Уэйна не присматривают за площадкой, и не считай, будто они не держат связь с парнями из Эвансвилла, то бишь с копом Вайссом. Он занят тем, что копается в версиях по поводу мертвого лилипута — как его имя?

— Лон Стаффолд.

— Верно. Эх, парень, мне бы твою память на мелочи. Ну, я на что хочешь поспорю, что Вайсс пока не ухватился ни за что, что могло бы привести его в цирк, иначе он бы давно вернулся — с каллиопой и шестью автоматами. Слушай, а ты держишь ухо востро?

— Ты о чем?

— Как просил Вайсс. Тебе есть что ему рассказать?

— Нет.

Дядя повернулся и посмотрел на меня:

— Ни к чему говорить об этом с таким отвращением. Что с тобой?

— Просто мне это не нравится. Лучше бы он ко мне не приставал. Слишком уж это напоминает стукачество.

Дядя Эм молчал, пока мы ехали пару кварталов. Свет и тень скользили друг за другом по салону автомобиля.

Потом он сказал:

— Парень, ты неправильно все понял. Может, это я виноват. Мы, циркачи, не любим копов, но речь идет о закрытии киосков и прочих мелочах. Мы не обязаны любить убийства. Мне-то они точно не нравятся.

Конечно, он был прав. Но я, видимо, пребывал в столь угрюмом настроении, что не мог не начать спорить:

— Тогда почему бы тебе самому не раскрыть преступление?

— Не собираюсь выполнять работу Вайсса за него. Но сообщить Вайссу то, что я знаю, — мое дело. Если бы я знал, кто пырнул лилипута ножом, я бы ему сказал. Если бы я знал хоть какие-то полезные факты, которые могли бы ему помочь, я бы обязательно ему рассказал. Это не игра в полицейских — и не стукачество. Не так ли?

— Наверное, — согласился я.

Такси остановилось возле обычной, но довольно модной на первый взгляд закусочной.

У стойки было мало народу. Стало ясно, что закусочная — только прикрытие, декорации. Лысый бармен не особенно пререкался с дядей Эмом. Кивком указал на дверь в задней части закусочной, которая вела в настоящее заведение.

Там столпилось много посетителей. Все были хорошо одеты, и половина из них — женщины. Сразу было видно, что у них водятся деньги. Я подумал: вот если бы к нам в цирк такие приходили… Здесь было два колеса для рулетки, вокруг одного стояли три человека, возле второго теснилось человек двенадцать. Я увидел полукруглый стол для блек-джека, стол для игры в кости и круглый стол для покера, за которым собралось семь-восемь игроков.

— Во что хочешь сыграть, Эд? — спросил дядя Эм.

Я ответил, что пока просто поброжу тут и понаблюдаю. Дядя направился к угловому столику, где человек с повязкой на глазу продавал фишки. Когда дядя вернулся, один из карманов у него раздулся, а в руке он держал столбик фишек. Там были три синие и примерно двадцать белых.

— Вот тридцать пять баксов на игру. Синие — это пятерки, а белые — баксы. Поиграй немного. Когда все проиграешь, найди меня. Я буду за покерным столом, если удастся отхватить местечко.

Некоторое время я наблюдал за игрой в кости, но там было столько народу, что я не стал делать ставки. Сыграл несколько партий в блек-джек, поставив по одной белой фишке. В первой партии я выиграл двадцать, во второй поставил шестнадцать и опять выиграл, потом получил пару девяток, удвоил ставку и выиграл снова. Таким образом я оказался на четыре фишки впереди и поступил так, как поступают все олухи, — поставил четыре бакса. У меня на руках оказались король и десятка, и я чувствовал себя довольно уверенно, пока кто-то не взял себе туза и не перевернул вторую карту, которая оказалась дамой.