Смерть в Кесарии

– Воспользуемся отсутствием Офры, – пояснил он. – Единственный тип транспорта, не вызывающий во мне протеста – кресло на колесиках… Как ты думаешь, почему всю жизнь мне приходится следить за тем, что могут подумать обо мне женщины? То мама, то жена, то – теперь вот – Офра?

– Наверное, по психотипу ты относишься к так называемым мальчикам-мужчинам, – серьезно пояснил Алекс. – И в каждой женщине ищешь, прежде всего, мать.

Розовски с некоторым обалдением посмотрел на помощника.

– Ну, ты даешь!.. – сказал он восхищенно. – Я, между прочим, тоже об этом думал. Особенно глядя на Офру.

– Надо вести здоровый образ жизни, – посоветовал Маркин. – Ходить в бассейн, ездить за границу. Очень помогает.

– Ты пробовал?

– Нет, но мне рассказывали… Послушай, может быть, вернемся к Яновской?

– Да, пожалуй, – нехотя согласился Натаниэль, со вздохом возвращая свои ноги в нормальное положение. – Что еще сообщил инспектор Алон?

– Инспектор Алон сказал, что мы могли бы и не темнить с машиной, поскольку этот «ситроен» фигурирует в показаниях Габи Гольдберга, – сообщил Маркин. – И что вообще – нам следовало бы передать в его распоряжение всю имеющуюся у нас по этому делу информацию. А уж он бы сам разобрался.

– Н-да… – Розовски побарабанил пальцами по столу. – Может, и разобрался бы… Знаешь, почему я стал сыщиком, Алекс? Можешь мне не верить, но в юности я был убежден в полном отсутствии преступников среди евреев. Во всяком случае, в Минске, где я родился и вырос, не слышно было о евреях-убийцах, евреях-насильниках и тому подобных. Конечно, существовали евреи-аферисты, евреи-мошенники. Или, скажем, цеховики. Или диссиденты… Впрочем, о диссидентах я впервые услышал гораздо позже… Ну вот, а оказавшись в Израиле, я вдруг обнаружил: есть! И убийцы, и насильники, и воры… Так что, мне кажется, в полицию я пошел, потому что почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах. Понимаешь? Я начал азартно ловить тех, кто разрушил мою наивную детскую легенду.

– Так ведь это еще кто-то из отцов-основателей сказал: оЕврейское государство будет нормальным государством, со своими еврейскими ворами и проститутками», – ехидно заметил Маркин. – Только я не помню, кто именно сие изрек: то ли Теодор Герцль, то ли Бен-Гурион. За что боролись?

– Честно говоря, я бы предпочел ненормальное государство, – проворчал Натаниэль. – Без первого и второго. Вечно мы стараемся не выделяться из других.

– Кто – мы?

– Евреи, кто же еще. У других мафия – и у нас мафия. У других наркотики – и у нас наркотики. У других убийцы – и нам непременно подавай убийц.

– Ты идеалист, – объявил Маркин и снова рассмеялся.

– В чем дело? – недовольно спросил Розовски. – Что ты все время хохочешь? Не вижу повода для радости.

– Вспомнил слова инспектора Алона о твоей склонности к философствованию в плохом настроении, – пояснил Алекс.

– А, – Натаниэль махнул рукой, словно перечеркивая слова помощника. – Это не философствование, а богатый жизненный опыт. Что же касается сформулированных тобой доказательств, то… Скажи, пожалуйста, а почему она не распорядилась, чтобы Габи просто избавился от револьвера? Зачем ей понадобилось, чтобы он непременно положил его в машину?

– Ну, одно из двух, – задумчиво произнес Маркин. – Либо она уже тогда задумала убийство Галины Соколовой. И ей понадобился револьвер, уже использованый по назначению…

– Дважды.

– Дважды. Либо… – Алекс замолчал. – Не знаю, – признался он после короткой паузы. – А ты как думаешь?

– Чтобы задумать убийство Галины Соколовой и осуществить его именно так, как осуществила, она должна была знать, как минимум, две вещи, – заметил Натаниэль. – Что Галина наверняка приедет в ближайшие дни и что я буду заниматься этим делом. О дате приезда Галины точно не знал даже адвокат. Но тут, возможно, еще был шанс выяснить заранее. А вот обо мне – я тогда и сам не знал, что буду заниматься этим делом. «Байт ле-Ам» пригласила меня после убийства Бройдера. После, а не до.

– Верно, – чуть обескуражено сказал Маркин. – Я как-то не сопоставил даты. Но тогда, что же получается? Зачем кому-то понадобилось, чтобы Габи запомнил именно эту машину?

– Ну, – усмехнулся Розовски, – это уж совсем – вопрос для 22-го профиля. У тебя, кстати, какой?

– 97-й, – с гордостью ответил Алекс.

– Да? Что-то не похоже, – с деланным сомнением произнес Натаниэль. Но, заметив, что Маркин готов не на шутку обидеться его шуткам, сказал уже серьезно: – Естественно, для того, чтобы Габи запомнил. Как раз для случая, подобного нашему. Так что… – он посмотрел на часы. – О, уже восемь. Хватит на сегодня… А вопрос не в том, зачем понадобилось, а в том, кому понадобилось. Ты считаешь – Белле Яновской? Очень сомневаюсь.

– А как же улики? – спросил Маркин совсем уж потеряным голосом.

– Улики? – Розовски вдруг рассмеялся.

– Ты чего?

– Вспомнил одну очень поучительную историю, – пояснил Натаниэль. – Насчет улик. Недавно в Иерусалиме у одной шишки угнали машину. И об этом одновременно появились статьи в «Едиот ахронот» и в «Гаарец».

– Скажите пожалуйста! – удивился Маркин. – Вот уж не думал, что они сообщают о каждом угоне.