Смерть в прямом эфире

– Сначала вступительная речь! – тон ведущей меняется, по мере повествования проскальзывают более оживленные нотки.

«Валентина пела песни, держала друзей за руки, играла в игры и следовала правилам. Всегда слушалась и подчинялась, всегда поступала, как ожидали от нее, и знала, что нужно сказать. Никогда не попадала в неприятности, поэтому ей никогда не требовались внушения, нравоучения, наставления, присмотр или утешение. Она была самой идеальной из друзей: звеном, соединявшим всю цепь. Той, о которой можно не беспокоиться, той, о которой можно лишний раз не вспоминать. Лучшая среди хороших. Настоящий лидер».

– Это уже чересчур… – пытается вклиниться Вэл.

Но ведущая не прерывает свою отрепетированную речь:

«Именно рука Валентины направляла всех остальных, держала их на местах. В отличие от прежних детей, замыкавших круг, именно ее непреклонная уверенность и непререкаемая воля позволяли магии течь свободно. Вы помните, кто тянулся к тьме и доставал нужное? Кто каждый раз заставлял появляться плащ? И кто решил выгнать Господина Волшебника из собственной передачи?»

Вэл хмурится. Но, кажется, так и было на самом деле. На видео она не заметила ни одного появления главного персонажа. Вот только как ей удалось провернуть нечто подобное? Вряд ли продюсеры или сценаристы пошли бы на поводу у ребенка, правда?

«Валентина! Наша маленькая Валентина. Самый важный член круга друзей. Если бы вы могли взглянуть на нее сейчас, то увидели бы прежние густые и блестящие каштановые волосы, заплетенные в длинную косу, за которую хотелось бы шутливо дернуть. Увидели бы прежние прекрасные глаза, ресницы и брови вразлет. Увидели бы прежние веснушки, которых стало даже больше. Увидели бы, что маленькая девочка выросла в красивую женщину, которую вы не знаете. И не смогли бы узнать, потому что она вам не позволила бы. Она сбежала, чтобы другие не сумели последовать. Даже сейчас ее руки скрещены на груди, а глаза сощурены. Ни для кого больше нет места возле нее. Маркус был мечтателем, Хави – подстрекателем, Айзек – защитником, Дженни – лучшей подругой. А Валентина?»

– Да, кем она была? – шепчет Вэл.

Собеседница улыбается и из-за вспышки на экране на секунду кажется деформированным образом Китти из кошмара – со слишком широкой усмешкой, со слишком большим количеством зубов. А затем ухмылка исчезает и тон становится более ледяным, чем воздух в подвале.

«Валентина была лгуньей, которая разрушила круг и украла волшебство».

Вот и попытка переложить ответственность. По крайней мере, можно больше не притворяться любезными друг с другом. Вэл выпрямляется, держась за стулом, чтобы между ней и противницей по ту сторону экрана сохранялся барьер.

– Я хочу знать, что случилось с Китти.

Внезапно раздается такой резкий и громкий всплеск статических помех, что боль в ушах становится едва переносимой, врезаясь, словно удар под дых. Вэл вздрагивает, но не успевает поднять руки, как шум исчезает.

– Ты сбежала, – цедит ведущая.

– Ага, именно поэтому мне и нужно знать, что случилось дальше.

– Я уже ответила. Ты бросила ее, хотя должна была держать за руку и защищать. А Господин Волшебник…

– Мы не произносим его имени, – машинально говорит Вэл.

– Почему? Это же просто слова, – голос собеседницы дразнит. Улыбка обнажает маленькие зубы, слишком маленькие, совсем детские. – Речь – это лишь набор звуков, которые привязаны к каким-то смыслам, образам и эмоциям, взятым из воздуха. Подобно волшебству. Что-то возникает из ничего, вызывая чувства, мысли и понимание благодаря правильной комбинации гласных и согласных звуков. Ты всегда умела обращаться со словами, верно? Умела заставлять других поступать по-твоему.

– Это ты мне скажи, – Вэл не собирается заглатывать наживку.

– Я устала разговаривать, – тон ведущей становится капризным. Она сутулится и оттого выглядит меньше, будто отдаляется от экрана. – Нам преподали множество уроков и поручений, чтобы мы в свою очередь могли помочь им помогать нам. Другие с легкостью сотворили слова из пустоты, но мы должны освободить их, вытянуть на свет со дна, где они лежат холодными и дремлющими. Большинство звуков даже принадлежат не нам, а, скорее, напоминают украденную сороками и принесенную в гнездо добычу, – она наклоняется вперед, и становится отчетливо видна пронзительная, даже болезненная синева ее глаз. – Произнеси его имя.

– Зачем? Ведь все слова – это бессмысленный набор звуков и игра воображения, – с нарочитой небрежностью пожимает плечами Вэл.

Собеседница смеется, позволяя рассмотреть зубы, – они однозначно детские: мелкие, идеально ровные, точно крошечные жемчужины. Ее волосы теперь тоже кажутся более мягкими и волнистыми. А глаза… Вэл понимает, что раньше уже видела их, только не могла определить, где.

Ведущая похожа на Китти.