Смерть в середине лета

Когда женщины, перейдя мост, сложили ладони в молитве, боли у Канако усилились и теперь пронзали живот. Они пересекли трамвайную линию и шли теперь между рекой и старым желтым зданием развлекательного заведения S. Канако начала отставать, и Масако, заметив это, тоже замедлила шаг, но, к сожалению, не могла спросить ее о самочувствии. Канако прижала руки к животу, страдальчески поморщилась, и Масако наконец-то поняла, в чем дело.

Ведущая группу Коюми ничего не замечала: будто в каком-то опьянении, она гордо шествовала в прежнем темпе, расстояние между нею и остальными увеличилось.

Когда богатый покровитель уже замаячил перед Канако – вот он, перед глазами, только руку протянуть, – она беспомощно осознала, что теперь до него не дотянуться. Кровь отхлынула у нее от лица, на лбу выступил липкий пот. Как это часто бывает с людьми, по мере усиления боли Канако подумала: все, чего она раньше так страстно хотела, ее желания, которые расцвечивали жизнь яркими красками, вдруг утратили реальность, с самого начала это были невыполнимые детские мечты. Она с трудом переставляла ноги, сопротивляясь безжалостной резкой боли, и в конце концов решила, что, если отбросит свое пустое желание, боль сразу прекратится.

Они добрались до четвертого моста, и тут Канако, коснувшись рукой плеча Масако, жестом, как в танце, указала пальцем на свой живот и покачала головой. Выбившиеся пряди волос прилипли к потным щекам, и по ее лицу было понятно, что дальше идти она не может. Канако резко развернулась и побежала обратно к трамвайным путям.

Масако хотела было догнать подругу, но вспомнила, что, если повернет назад, ее желание не сбудется, и только обернулась; ноги с крашеными ногтями не сдвинулись с места.

Перед четвертым мостом, что-то заметив, обернулась и Коюми. Она увидела, как под лунным светом отчаянно бежит женщина в юката с разбросанными по белому полю темно-синими спиралями, стук ее гэта

разносится вокруг, отражаясь от стен близлежащих домов, а на углу тихо останавливается такси.

К мосту Ирифунэбаси причаливали суда. Переходить его следовало в направлении, противоположном тому, в каком они пересекали мост Цукидзибаси.

Три женщины собрались у края моста и помолились, как раньше. Масако жалела Канако, но эта жалость не шла, как обычно, от чистого сердца. Всплыла лишь черствая мысль, что выбывшей из их рядов теперь остается идти другим, не ее путем. Желание – личная проблема каждой женщины, и от Масако нельзя ожидать, что она взвалит на себя чужое бремя. Это не то же самое, что взять половину тяжелых вещей при подъеме в гору, здесь с самого начала определено: человеку помочь нечем.

Название моста, к которому прибывали суда, было написано белыми знаками на узкой металлической табличке – то ли зеленой, то ли черной, в темноте непонятно, – прикрепленной к низкой каменной опоре. Мост поднимался четким видением – с противоположного берега это широкое, сплошь бетонное сооружение окружал монотонный яркий свет заправки компании «Кальтекс».

На середине реки, там, куда падала тень моста, тоже мелькал огонек. На причале стоял старый полуразрушенный домик, внутри горел свет: видимо, живший там человек, который расставил деревья в кадках и повесил таблички «Прогулочные суда», «Рыбацкие лодки для ярусного лова», «Лодки удильщиков», «Рыболовецкие суда, тянущие сеть», еще не спал.

Линия крыш теснящихся многоэтажных зданий на другом берегу постепенно снижалась, открывая бесконечное ночное небо. Словно заметив это, светившая ранее вовсю луна спряталась за облаками и освещала землю вполсилы. Сгущались тучи.

Втроем женщины благополучно перешли по мосту Ирифунэбаси.

За мостом Ирифунэбаси река почти под прямым углом поворачивала вправо. До моста Акацукибаси предстояло идти довольно долго по широкой опустевшей дороге вдоль реки.

Справа тянулись многочисленные рестораны, слева на берегу возвышались кучи камня, гравия и песка для строительных работ – их темные громады местами заполняли половину дороги. Вскоре слева, на другом берегу, показалось внушительное строение – больница Святого Луки.

Больница мрачно громоздилась в туманном свете луны. Огромный золотой крест наверху отблескивал алым, и, будто прислуживая ему, мерцали, разграничивая точками крышу и небо, красные огни радиомаяков. В церкви за больницей свет не горел, но на высоте четко обозначились контуры готических окон-роз. Темнели и окна самой больницы, не было видно ни одной лампочки.

Три женщины шли молча. Пока они сосредоточенно и торопливо двигались вперед, Масако могла думать только о том, что ждало ее дальше. Постепенно они еще ускорили шаг и даже вспотели. Вначале Масако решила, что ей показалось: луна еще не скрылась, но небо угрожающе нависло над землей, и на лоб упали первые капли дождя. К счастью, ничто не указывало на то, что дождь превратится в ливень.