Смерть за стеклом

Келли, как все другие девушки, кроме Сэлли, положила глаз на Джаза, но хотела загладить перед Хэмишем вину за глупые подозрения после пьяной ночи, которую они провели на сексодроме. И особенно за то, что рассказала о своих подозрениях «Любопытному Тому». Не впрямую, конечно, просто пошла в исповедальню и спросила, не случилось ли с ней чего-нибудь, но все поняли, о чем она беспокоилась, это уж верняк. Нехорошо. Люди могли подумать, что она заподозрила Хэмиша в попытке воспользоваться ее беспомощным состоянием. Неприятная штука, особенно по отношению к врачу. И тем более неприятная, потому что Келли убедилась, что в Камере соития ровным счетом ничего не произошло. Поэтому она решила назвать именно его, чтобы он понял – у нее никаких подозрений.

Хэмиш был взбудоражен. Он заметил неурочную отлучку Келли в исповедальню и сильно забеспокоился. Но теперь понял, что ему нечего опасаться. Келли выбрала его себе в партнеры, но если бы она сомневалась в его поведении, она бы вряд ли так поступила.

– К тому же, – продолжала Келли, – у врачей такие чувствительные руки, а девушкам очень нравятся нежные, любовные прикосновения.

Гарри и Джаз разразились пьяными поздравлениями, а Хэмиш поперхнулся в темноте горячим, солоноватым воздухом. Чувствительные руки… нежные прикосновения… Совпадение или она все знала? Была в сознании и наслаждалась его исследованиями и пальцевым проникновением? Вполне возможно. Ведь Келли – она такая бешеная. Хэмиш улыбнулся широкой счастливой улыбкой, но в темноте ее никто не заметил. Все складывалось хорошо, даже лучше, чем он предполагал. Возможно, ему представится новый шанс с ней поладить.

– Браво, Келли! – воскликнул он. – Я глубоко польщен и, в свою очередь, выбираю тебя.

– Присоединяюсь, сын мой! – завопил Гарри. – Не в обиду другим девчонкам, но у нее такие обалденные сиськи.

– Забудь и думать. Я не любитель групповухи.

– Вы только послушайте этих типов, – расхохоталась Келли. – Они сейчас из-за меня подерутся. Очень романтично. – По тому, как она говорила, чувствовалось, что она здорово набралась.

– Теперь давай ты, Сэлли, – предложил Джаз. – Кого бы ты предпочла?

– Дервлу, – спокойно ответила она. – Мы составили бы прелестную пару на следующем фестивале женской любви.

– Я в восторге и польщена, – отозвалась откуда-то из темноты Дервла. – И если подхожу к тебе в компанию, согласна без дальнейших церемоний.

– Здорово! – выкрикнул Гарри. – Можно мне поглазеть?

– Итак, Дерво, тебя выбрали двое, – подытожил Джаз. – Убедительный счет, девочка. Такой же, как у джазмейстера.

– А разве голосование лесбы считается? – гаркнул Газза. – Я не гомо – ну этот, как его там, ничего подобного, но полагал, что они в другой категории.

– Абсолютная чушь, – прервала его Дервла. – И если на то пошло, ты именно тот самый «гомо как его там».

– Ничего подобного! – начал защищаться Гарри. – Я сам большой ценитель лесбийской любви. Могу смотреть целый день. У меня отличная коллекция порно, если кого заинтересует, когда мы выйдем. Все серии «Секс-оргии». А ты кого выбираешь, Дэвид?

– С кем заниматься сексом из нашей маленькой компании? – В непроглядной черноте парилки голос Дэвида прозвучал впервые. – А зачем с кем-то еще, а не с самим собой? Для меня секс без любви и привязанности ничто. Но вы же знаете, что больше всего на свете я люблю moi.[44]

Как и рассчитывал Дэвид, все рассмеялись. Он прекрасно сознавал, что должен казаться зрителям самовлюбленным. Он всегда казался самовлюбленным, потому что был самовлюбленным на самом деле. Но его тщеславие одновременно раздражало и очаровывало. В том, как он себя любил, было нечто привлекательное или по крайней мере комичное. И Дэвид надеялся, что эта черта будет ему на руку в доме. В жизни все складывалось так: он был человеком, которого не любили, потом стал тем, кого любили не любить, и, наконец, тем, кого не любили за то, что не могли не любить. Сложное уравнение. Но оно доказало свою действенность. И Дэвид верил, что эта любовь-ненависть и ненависть-любовь сработает на телезрителя. Он рассчитывал, что шутка по поводу секса (если она попадет в эфир) возвысит его в глазах голосующей публики. Дэвид был искушенным актером и понимал: если твердить людям, что сам прекрасно сознает, насколько самовлюблен, он больше понравится публике.

– Недурно, недурно, – проворчала Джеральдина, скрючившись над монтажным столом. – По крайней мере, хотя бы заговорили о сексе. Можно надергать материала для эфира. Мне понравилась рукоблудная шутка Дэвида. Он набирает очки. Готова поставить несколько фунтов, что парень войдет в финальную тройку. Что на это скажете?

– Остается надеяться, что они будут разговаривать так же громко, – отозвался один из звукорежиссеров. – Не забывайте, что на них нет радиомикрофонов. Мы полагаемся только на потолочные.

– Помню. Но что было делать? Не цеплять же аккумуляторы на голеньких. Да и микрофоны ни на что не повесишь.