Что ж, я и не сомневался, что рано или поздно отец нагрянет с вопросами. Он не мог иначе, он ведь отец, он должен волноваться, читать мораль, седеть и стареть, пока сын ему обещает стать лучше, но скатывается все ниже в пропасть. Иногда мне стыдно. Я не имею права разочаровывать отца. Какими бы черствыми не были мои слова и поступки, внутри я всегда хотел стать к папе ближе, хотел заслужить его доверие и гордость. Но сейчас мне кажется, что я поступаю правильно, скрывая от него правду, помогая Ари.
Я выгляжу в его глазах полным ублюдком. Но, что самое интересное, я поступаю по совести. Именно так, как он меня учил.
- Привет, – говорю я, заранее предчувствуя приятную беседу; не тешу себя надеждой и не пытаюсь придать своему голосу виноватые ноты.
- Как ты думаешь, сколько можно терпеть? – Начинает отец с философской фразы, и это не просто плохо, это отвратительно. Я почти уверен, что он едва сдерживается от того, чтобы не поехать в коттедж Монфор и не потащить меня за шиворот домой.
- Послушай, я не хотел, чтобы так вышло.
- Не хотел грубить Дол или пропадать почти на неделю?
Я стискиваю зубы и выдыхаю:
- И то, и другое.
- Я жду тебя дома, прямо сейчас.
- Я не смогу, в смысле... – Замолкаю, бегло осматриваюсь и чувствую, как внутри на пару секунд все замораживается и холодеет. Я ненавижу обманывать отца. – Это важно.
- Что важно? – Папа теряет самообладание, повышая голос. – Ты меня слышишь?
- Да.
- И что я сказал?
- Вернуться домой.
- У тебя десять минут.
- Но у меня есть дела и обязанности, – порываюсь я, сжав левой рукой руль. – Ты же знаешь, мы не просто так ушли, мы должны помочь другу.
- Мэтт, я что – когда-то упрекал тебя в том, что ты помогаешь друзьям?
- Нет.
- Тогда что ты делаешь? О чем думаешь?
Мне никак не дает покоя, что он во всем винит только меня.
Наверняка, они с Дол решили, будто бы я и Хэйдана потащил с собой насильно, и он каждый день порывается домой, а я привязываю его цепями к батарее. Интересно, что еще творится в голове моего отца? Что еще он обо мне думает? Когда родители не уверены в своих детях – это вина самих родителей. К двадцати годам дети уже становятся теми, кого из них воспитали, и если вы и дальше продолжаете им не доверять или понятия не имеете, чего от них ждать – вините только себя. Никто не мешал вам воспитать законопослушного гражданина, и если вышло плохо – смиритесь с этим и больше не заводите детей.
- Пап, пап, – я прерываю поток его слов и недовольно стискиваю зубы, – прекрати. Я не делаю ничего такого, из-за чего мы с тобой должны поссориться.
- Дол сказала, ты опять подрался.
Это уже паршиво. Дол лучше бы научиться язык держать за зубами! Для отца данная тема, как для меня тема матери – сносит крышу и начисто отбивает здравый смысл.
- Так было нужно, – отвечаю я, слыша, как грузно он дышит, – я заступился за Ари.
- А кто заступится за тебя, когда ты окончательно потеряешь мое доверие?
- Пап, пожалуйста.
- Я не собираюсь повторять дважды, Мэтт. Или ты возвращаешься прямо сейчас или можешь оставаться у Монфор, сколько тебе влезет.
- Ставишь мне условие? – Трудно поверить, но я усмехаюсь. Наверно, сошел с ума.
И я жду, что отец ответит, но он вдруг бросает трубку. Я даже не сразу понимаю, что на другом конце звучат протяжные, мертвые гудки. Рука безвольно падает на колени, где-то в груди взвывает колючий шар из вины и злости, и я паркуюсь около коттеджа Монфор и, заглушив двигатель, упираюсь лбом о потертый руль. Черт. Кажется, с каждым днем на мои плечи наваливается все больше и больше отборного дерьма.
Что делать? Вернуться домой? Но тогда я буду вдалеке от Норин и Мэри-Линетт, это не вариант, я не могу себе этого позволить. Я должен быть рядом, чтобы быть в курсе. Так или иначе, находясь в особняке Монфор, я становлюсь причастным к событиям, нахожусь в их центре и могу хотя бы пытаться их менять и ими манипулировать. Переехав домой, я потеряю все нити, я потеряю Ариадну. Нет. Покачиваю головой. Ее я потерять не могу.
«Но, а что насчет папы?» – возникает вопрос в моей голове.
Он будет волноваться, ему может вновь стать плохо. И я опять буду виноват. Опять!
Я неожиданно вспыляю и ударяю ладонью по рулю, прекрасно понимая, что помочь мне этот жест никак не поможет, но хотя бы позволит выпустить пар.
- Мэтт, ему же больно! – Восклицает Хэйдан, а я обескуражено гляжу на него из-под опущенных ресниц и ни черта не понимаю. – Тише, мой мальчик, – внезапно шепчет брат, нежно поглаживая приборную панель ладонью. – Он не хотел тебя обидеть. Правда?
Хэрри смотрит на меня, кривя губы, а я застываю, как в немом кино, не понимая, что только что произошло. Хэйдан пошутил? Хэйдан попытался разрядить обстановку?
- Я... – Оторопело выпрямляюсь и сглатываю. – Я случайно.
- На первый раз мы тебя простим.
Брат кивает, пытаясь выдавить улыбку, выходит у него так себе. Но мне все равно. Я непроизвольно усмехаюсь, встряхнув головой, и перевожу на Хэйдана довольный взгляд, испытывая в груди нечто теплое. Мне тут же становится легче.
- Я больше не буду, – торжественно обещаю я, поджав губы. – Правда.
- Отлично. Тогда идем?