– Но это правда. Тебя больше нет. И папы нет. И Лоры.
– Тише… – Мама подходит ко мне. У нее удивительно красивые руки. Пальцы тонкие и изящные, как у пианиста. Она делает движение, будто гладит меня по щеке. А я зажмуриваюсь и представляю, что она рядом, что она смогла ко мне прикоснуться. Тепло расплывается по коже, и наплевать, что мамы больше нет. Она не призрак! Нет. Она теплая и живая. И руки у нее мягкие, нежные. – Мы всегда были с тобой рядом. Даже тогда, когда ты нас не видела, Ари.
Я смотрю в родное лицо. Густые волосы, ровные брови, широкие скулы, родинка на щеке. Морщинки почти не видны, разве что складка у губ. Это потому, что она часто улыбалась.
Внешне мы совсем разные. Но я часто замечала, что повторяю ее жесты, говорю, как она. Раньше меня это раздражало. Раньше я ни черта не понимала. Теперь у меня вспыхивает что-то в груди, едва я кажусь себе на нее похожей, и я горжусь этим, мне хочется быть моей матерью, потому что она была удивительной и смелой женщиной.
– Почему ты мне не рассказала? – спрашиваю я едва слышно. – Почему скрывала, что…
– …я ведьма? – Мама взмахивает рукой, как часто делала, когда пыталась выиграть время, и вновь переводит на меня темный взгляд. – Я хотела защитить тебя. Тебя и Лору, я не хотела, чтобы вы знали об этом мире. Он опасен. И опаснее всего в нем не чудовища, а мы сами, Ари. Наши желания. Возможности.
– Ты боялась, что я перейду черту? Не смогу контролировать себя?
– Нет. О чем ты? Несмотря на то что ты эксцентрична и порой упряма, ты очень добрая девочка. Я ведь знаю тебя.
– Тогда почему… – меня пошатывает. Ноги делаются ватными. К горлу подступает тошнота, а по спине пробегает холод.
– У тебя совсем немного времени, – взволнованно говорит мама. – Пожалуйста, ты должна сделать то, что я скажу. Слышишь?
– Но ты ведь не хотела, чтобы я стала такой. Что изменилось?
– Все изменилось. Теперь ты можешь умереть.
– Я не хочу умирать, – словно оправдываюсь я. Мне кажется, мама должна это услышать, должна меня понять и не считать предателем.
– Не надо, Ари…
– Но я ведь предаю вас! Появился шанс вновь быть вместе, а я…
– Хватит нести чепуху, Ариадна Мари Блэк, – решительно обрывает меня мама. Вот это уже голос моей матери, той самой, что протягивала мне руку даже тогда, когда я не висела на краю обрыва. – У меня не было возможности сказать тебе, какая ты сильная. Теперь в этом нет смысла. Тебе предстоит через многое пройти, но ты справишься.
– И ты будешь рядом?
– Я всегда рядом, дорогая. Но еще с тобой Норин и Мэри. Твои друзья. Ты не одна. Да, я нужна тебе. Но только как воспоминание.
– Нет, – испуганно распахиваю глаза, – не говори так.
– Тому, что ты видишь мертвых… есть объяснение, – быстро шепчет мама и смотрит на меня взволнованно и пристально. – Тебе нужно найти…
– Кого?
– Ноа Морта, – едва слышно говорит мама.
– Кто это?
– Спроси у сестер. Они скажут. А сейчас внимательно меня слушай, – я стискиваю зубы, пытаясь унять звон в ушах, который мешает разбирать мамины слова. – Сделай надрез на ладони. Кровью надо нарисовать на полу перевернутый треугольник.
– Резать ладонь?
– Давай, Ари. Времени мало.
Киваю и медленно направляюсь к тумбочке. Перед глазами все плывет. В конце концов нахожу ножницы. Неужели я решусь на подобное?
Пальцы сжимают холодный металл, и я вдруг ощущаю неколебимую решимость. Обратного пути нет.
Опускаюсь на колени. Волосы палают с плеч. Дышать трудно. Из горла вырывается болезненный хрип. Что со мной? В груди все горит. Мне очень больно.
– Давай, – подгоняет мама. – Ты справишься. Мы все справились, Ари. Небольшой разрез. Это совсем не больно.
Может, это и не больно. Но очень страшно.
В широком лезвии отражаются испуганные глаза. Наверное, со стороны я выгляжу безумной.
Тяну ножницы в сторону. Кожа на ладони вспыхивает болью. Красная линия становится все шире. Кровь капает на деревянный пол.
– Рисуй, – командует мама. Я не вижу ее, но чувствую ее присутствие совсем рядом. – Мы все в разное время встретились с Хозяином, – глухо шепчет мама. – Я была первой и согласилась сразу. Не сопротивлялась, потому что жутко испугалась. Я не хотела умирать, и такой выход казался мне вполне разумным. Затем настал черед Норин, и нам с мамой пришлось рисовать треугольник ее пальцами, потому что она до последнего отказывалась принимать свою сущность.
Искоса гляжу на призрак матери. Она стоит у окна. У нее бледное лицо и синеватые губы. Почему я раньше не замечала, что у нее такие худые плечи?
– Она не хотела становиться… такой?
– Не хотела. Но мы ее заставили.
– Почему?
– Потому что не хотели потерять. – Мама виновато прикусывает губу. – Теперь ей сложнее всех.
Отворачиваюсь. Из меня словно высасывают остатки сил. Протираю вспотевший лоб, оставляя кровавые разводы.
– Ты должна произнести: vocavit vos, Lucifer, – вдруг шепчет мама мне в самое ухо. Меня передергивает от ее ледяного дыхания. По спине бегут мурашки. – Не бойся. Ничего не происходит просто так.