Ботинок с ноги Саньки снимался тяжело. Так скорее стаскивают сапог, а не ботинок. Когда он избавился от второго, Ковбой уже добежал до палаток торговцев и нырнул в них, как рыба в реку.
Скользя ногой в сползшем носке по гальке, Санька вскочил и бросился к ступенькам.
-- Ы-ы... у-а-а... -- хлестнули мимо ушей девчоночьи вскрики.
Наверное, это была Маша, а может, и не Маша. Санька уже ничего не ощущал, кроме азарта охотника. Он увидел жертву, а жертва увидела его. Получалось так, что утром Ковбой играл роль охотника. Но тогда ни один из пятерых не знал, что каждый из них -- жертва. Ковбой сейчас знал. И страх, взорвавший его изнутри от вида полосатой рубашки, уже встреченной им вчера у здания аэровокзала, бросил его в горячие ущелья улиц Приморска.
Ковбой не знал, что Санька еще перед спуском к набережной внимательно осмотрел все ведущие к ней дороги, и когда, вылетев на улицу, идущую параллельно берегу, неожиданно увидел взбежавшего по лестнице и оказавшегося в десятке шагов от него светловолосого, совсем незагорелого парня, страх и вовсе ослепил и оглушил его. Он бросился через улицу, совершенно не видя и не слыша автомобилей. Визг тормозов, истеричный писк клаксонов и чья-то ругань слились с шумом ветра в ушах. Нагнувшись к горячему асфальту, он толкал и толкал от себя землю, словно хотел сильнее раскрутить ее и сбросить с планеты парня в носках.
Ему некогда было оглядываться, а Санька, видя направление его движения, срезал углы улиц, бросался в узкие южные переулки, спрыгивал с подпорных стенок и вроде бы догонял, догонял, догонял, но все время не хватало каких-то секунд, чтобы догнать наверняка и подсечь сзади быстрые оранжевые ботинки.
Он не кричал, не звал его. Язык мог отобрать силы, нужные для ног. А сил уже осталось не так мало. Липкий южный пот пропитал его насквозь, жег глаза, щекотал ноздри. Наверное, пот проник и вовнутрь головы, потому что в ней качалось что-то липкое и непослушное. Ни одна мысль не могла отклеиться от другой. Казалось, что он уже разучился говорить. И когда парень бросил свое худое тело в черный провал подъезда, Санька ощутил радость.
Впервые за все время бега в голове появилась мысль. Она была предельно простой: Ковбой ушел через черный ход. Выскочил из двери на той стороне дома и пропал, растворился в терпком воздухе Приморска. Ноги умоляли об отдыхе. Он перешел с бега на ходьбу и сразу захромал.
Из подъезда на него дохнуло сыростью, мочой и запахом сгоревшей картошки. Света, как и положено в подъездах провинциальных городов, не было. Ощупывая правой рукой шершавую стену, Санька прошел до противоположной части подъезда, толкнул проступившую из полумрака бурую дверь и с удивлением убедился, что она закрыта.
Полумрак медленно серел, привыкал к гостю, и Санька тоже привыкал к нему. Из небытия всплыли ступеньки лестницы, стальные ребра перил с оторванной накладкой, коричневые челюсти лифта. И лестница, и перила, и лифт молчали, упрямо храня тайну синего парня. Дом тоже принадлежал Приморску.
В отчаянии Санька ударил кулаком по закрытой двери черного входа, и она, неожиданно щелкнув, распахнулась.
-- Тебе чего? -- стоял в ее проеме пузатый мужик с волосатыми плечами и что-то пережевывал.
Он делал это так старательно, будто в пережевывании состоял смысл его жизни, а Санька пришел доказать ему, что никакого смысла в этом нет.
-- Ты к кому? -- пережевал и эти слова мужик.
Плечики у его майки от долгого висения вытянулись и выглядели шнурками. А сама майка на животе казалась чехлом, наброшенным на огромный арбуз. На ногах хозяина квартиры синело что-то мятое и престарелое. Этим трикотажным трико было как минимум двадцать лет.
-- Это... я парня знакомого ищу... значит. Он это... роллер. На коньках, ну, типа на колесиках бегает...
Мужик молчал, со стахановским трудолюбием двигая челюстями. Почудилось, что он сжевал все произнесенные Санькой слова и даже не подавился.
-- Его Ковбоем зовут. Загорелый такой. У него ботинки оранжевые...
-- У нас все загорелые, -- перестав жевать, объявил мужик, посмотрел на грязные санькины носки и, резко перестав жевать, захлопнул дверь.
Забег был проигран. Сто призовых очков достались не Саньке.
Глава шестая
СБЫВШЕЕСЯ ПРЕДСКАЗАНИЕ
По приоткрытой двери гостиничного номера Санька сразу определил, что внутри есть чужие. А поскольку Приморск ничего хорошего им еще не подарил, то он взялся за ручку с нарастающей тревогой у сердца.
-- А вот и Башлыков, -- почему-то назвал его по фамилии Андрей, вставший с чемоданов, и Санька машинально поздоровался, хотя еще не увидел ни одного чужого в номере.
Просто в воздухе висело что-то холодное, отделяющее людей друг от друга невидимыми барьерами.
Подчиняясь кивку Андрея, Санька сделал еще два шага влево, и глаза снова натолкнулись на синий цвет. Полчаса назад он гнался за джинсовой синевой, сейчас у окна стоял человек в милицейской синеве. На погончиках его рубашки хлебными крошками лежали три звездочки, а крупное крестьянское лицо было таким кислым, что если бы к его щеке сейчас прижали стакан с молоком, то оно бы тут же прокисло.