Смертельный номер

– Это вы ее поймали? – мужчина, держащий в руках дорогую фотокамеру, остановился около Вальдесастаршего. – Анхель Гомес, газета "Клаксон". Будьте любезны, встаньте сюда. Если не возражаете, я сделаю пару снимков.

Отойдя на несколько шагов, он чуть присел и защелкал затвором фотоаппарата.

Лукас, закончив разговор по мобильному телефону, подошел к отцу.

– Я обо всем договорился, – объявил он. – Акулу мы отвезем в Барселону. Мясо покупает фабрика по производству искусственных кормов. Из зубов сделаем брелки и подвески, которые продадим в сувенирные магазины. В пасти у этой твари тысяч пять зубов размером с куриное яйцо. За каждый можно будет выручить до полутора евро. Представляешь, сколько денег мы заработаем? Теперь я смогу, наконец, жениться на Лоле. А ты говорил – режь сети, режь сети!

Мануэль перекрестился и склонил голову. Лукас отошел, не желая беспокоить отца. Вальдесстарший возносил благодарственную молитву защитнице рыбаков святой Марии де Кармен.

* * *

В магазине русских книг, затерявшемся в лабиринте узеньких улочек Китайского квартала Барселоны, два крепких парня в кожаных куртках задумчиво созерцали красный транспарант с надписью "СВОБОДУ ОБАН".

– Что такое ОБАН? – осведомился, наконец, Волкодав. – Общество анонимных наркоманов?

– Может, это "общество безденежных алкоголиков и нудистов"? – предположил Штырь.

– ОБАН – это начало слова "ОБАНЬКИ" – откладывая кисть в сторону, пояснил Кирилл Барков, владелец книжного магазина. – Я не успел дописать его до конца. Вы хотите чтото купить?

– А что означает "ОБАНЬКИ"? – проигнорировав вопрос, поинтересовался Волкодав.

– Понятия не имею, – пожал плечами Кирилл. – ОБАНЬКИ – это просто ОБАНЬКИ. С другой стороны, если заменить букву "о" на "е" и сделать акцент на последнем слоге, то слово приобретет определенный смысловой оттенок.

– Ты тоже из них? – спросил Штырь.

– Из них? – не понял Барков.

– Они – это кто? – уточнил Волкодав.

– "Ебаньки". Я слышал, что это какаято подпольная тусовка русских эмигрантов. У них хаза гдето в Китайском квартале.

– Нет, я не из них, – на всякий случай соврал Кирилл. – Я сам по себе. Будь я одним из них, то написал бы "СВОБОДУ ЕБАНЬКАМ".

– Логично, – согласился Штырь. – А зачем ты вообще это пишешь?

– Как зачем? – удивился Барков. – Через три дня первомайская демонстрация. Это мой лозунг.

– Первомайская демонстрация? – изумился Волкодав. – Испанцы что, совсем с катушек съехали? На хрен им сдалась первомайская демонстрация?

– Скорее это можно назвать манифестацией, – уточнил Кирилл. – По ностальгическим соображениям я решил присоединиться к колонне анархистов. Без лозунга идти на демонстрацию както несолидно, вот я и решил потребовать "СВОБОДУ ОБАНЬКИ". Отсутствие смысла не имеет значения. Главное – нести идею в массы.

– Логично, – согласился Штырь.

– Так вы хотите чтолибо купить?

В очередной раз проигнорировав его вопрос, Волкодав вытащил из ящика, стоящего у двери, сухую серебристую таранку и помахал ею перед носом у Кирилла.

– Что это?

– Вобла.

– А почему на вывеске над магазином написано "Книги"?

– А это что? – Кирилл снял с полки "Бандитский Петербург" и помахал им перед носом Волкодава.

– Книга.

– Вот вы и ответили на свой вопрос.

– Ты, фраер, особото не борзей, крылья не растопыривай, – оскалился Волкодав и привычно раздвинул пальцы веером.

Барков вздохнул. К нему не в первый раз наведывались крепкие парни с широкими бычьими загривками, и он прекрасно понимал, что за этим последует.

– Знаешь анекдот? – глумливо хохотнул Штырь. – Мужик просыпается утром и находит записку: "Я уехала. Твоя крыша." Так вот в данном случае все наоборот.

– Наоборот? – сделал невинные глаза Кирилл, притворяясь, что не понимает намека.

– Угу, – расплылся в довольной улыбке Волкодав. – Твоя крыша не уехала, а приехала. Как поется в песне: снимай штаны, знакомиться будем. Ну, это все лирика, а дело, в натуре, ясное: ты нам платишь, мы тебе обеспечиваем защиту.

– От кого, интересно? – не удержался Кирилл, и тут же пожалел о заданном вопросе.

Широкая длань Волкодава грубо схватила его за воротник и дернула вверх. Ноги Баркова оторвались от земли. Лицо налились кровью изза врезавшегося в шею ворота.

– Ты, фраер, в натуре, шлангомто не прикидывайся, иначе так измудохаем – в мордогляде свой портрет даже по зубам конкретно не опознаешь.

– В мордогляде? – заинтересовался Барков новым для него термином.

– В зеркале, значит, – опуская Кирилла на пол, сладким голосом объяснил Волкодав.

– Ребята! Оглянитесь вокруг. Что вы видите? – с вымученной улыбкой на лице, Кирилл очертил рукой широкий полукруг.

Бандиты послушно закрутили головами, но ничего особенно впечатляющего не обнаружили. Комната метров в пятнадцать. Пол покрыт обшарпанным, отстающим линолеумом. Вдоль беленых стен – стеллажи, уставленные книгами, видео и аудиокассетами. У двери – ящик воблы, пропитывающий помещение ностальгическим ароматом родины. Пакеты с гречкой, банки прибалтийских шпрот, аджика в маленьких баночках, и – символ небывалой роскоши – бутылка милого сердцу русского человека Советского шампанского.