Смертельный танец

У меня на уме было нечто более низкое.

И он опустил голову к моей ключице, вылизывая кожу. Я на миг подумала, насколько низко он собирается зайти, потом оттолкнула его.

Да нет, вряд ли, – сказала я наполовину со смехом.

Вам теперь лучше, ma petite?

Я глядела на него секунду, потом рассмеялась. Мне действительно стало лучше.

Вы изворотливый сукин сын, вы это знаете?

Да, мне говорили.

Полиция сумела раздвинуть толпу, и лимузин пошел вперед.

Вы это сделали, только чтобы меня подбодрить.

Он широко раскрыл глаза:

Разве стал бы я делать что-нибудь подобное?

Я уставилась на него и почувствовала, как улыбка сползает с моего лица. Я смотрела именно на него, не на предмет самого большого в мире вожделения, а на него, Жан-Клода. Мастер города беспокоится о моих чувствах. Я покачала головой. То ли он становится лучше, то ли я себя обманываю?

О чем вы задумались, ma petite?

Я качнула головой:

Как обычно. Пытаюсь понять степень вашей искренности.

Он улыбнулся шире:

Я всегда искренен, ma petite, даже когда лгу.

Потому-то у вас это так хорошо получается.

Он кивнул, почти что поклонился:

Совершенно верно. – Жан-Клод глянул вперед. – Нам сейчас выходить в море репортеров, ma petite. Вы не могли бы убрать пистолет? Боюсь, что пресса сочтет его несколько экстравагантным.

Пресса? Местные репортеры?

Да, местные.

Жан-Клод, что вы от меня скрываете?

Когда откроется дверь, ma petite, возьмите меня под руку и улыбнитесь, пожалуйста.

Я нахмурилась:

И что будет?

Вы будете представлены миру.

Жан-Клод, что у вас на уме?

Это не у меня, ma petite. Я не настолько люблю свет славы. Совет вампиров выбрал меня в качестве представителя для прессы.

Я знаю, что вам пришлось выйти к местным вампирам из гроба, когда вам последний раз бросали вызов, и вы победили, но не опасно ли это? Я помню, что вы притворялись главной шестеркой некоего таинственного Мастера. Это хранило вас от вызовов извне.

Почти все Мастера используют подставную лошадь, ma petite. Это уменьшает число вызовов и людей-убийц.

Я все это знаю, так зачем вам выходить на люди?

Совет считает, что излишняя келейность дает козыри нашим противникам. Тем из нас, кто годится на корм репортерам, было приказано выйти на свет.

Как – на свет?

Спрячьте пистолет, ma petite. Сейчас швейцар откроет дверцу, и на нас уставятся телекамеры.

Я глянула сердито, но убрала «сикамп» в сумочку.

Во что вы меня втравили, Жан-Клод?

Улыбайтесь, ma petite, или хотя бы не хмурьтесь.

Дверь распахнулась раньше, чем я успела хоть что-то сказать. Ее держал человек в смокинге. Вспышки блицев ослепили, и я знала, что глазам Жан-Клода они куда неприятнее, чем моим. Он, улыбаясь, протягивал мне руку. Если он выдерживает столько света, не мигая, я могу вести себя прилично. Поругаться можно будет потом.

Я вышла из машины и была рада, что держусь за руку Жан-Клода. Вспышки замелькали миниатюрными солнцами отовсюду. Толпа подалась вперед, в нас тыкали микрофонами, как кинжалами. Не держи он меня за руку, я бы прыгнула обратно в лимузин. Сейчас я только придвинулась ближе к Жан-Клоду, чтобы удержаться на ногах. Черт побери, куда девались распорядители?

Какой-то микрофон чуть не ткнулся мне в рот. Слишком близко завопил женский голос:

Каков он в постели? Или это в гробу?

Чего? – спросила я. 138

Каков он в постели?

Секундная почти тишина, все ждали моего ответа. Я не успела открыть рот и сказать что-нибудь соответствующее, как возник Жан-Клод, изящный и непринужденный, как всегда.

Мы не рассказываем о поцелуях, данных и полученных, не так ли, ma petite?

Такого сильного французского акцента я никогда еще от него не слышала.

Ma petite – это вы так ее называете? – спросил мужской голос.

Oui, – ответил Жан-Клод.

Я посмотрела на него, а он наклонился, будто целуя меня в щеку, и шепнул:

После будете испепелять меня взглядом, ma petite. Сейчас здесь повсюду камеры.

Я хотела ему сказать, что мне наплевать, но это было не так. То есть я думала, что мне не наплевать. Я была как кролик, попавший в свет фар. Выскочи сейчас убийца с пистолетом, я бы так и стояла столбом. Эта мысль помогла мне овладеть собой и снова начать думать. Я пыталась разглядеть, что там за прожекторами, микрофонами, диктофонами, видеокамерами. На камерах я разглядела эмблемы, по крайней мере, двух крупных телесетей. Черт возьми.

Жан-Клод отбивался от вопросов как профессионал, улыбчивый, изящный – просто обложка журнала, а не вампир. Я улыбнулась, прильнула к нему, встав на цыпочки, прижалась губами к его уху почти вплотную, хоть лизни, зато микрофоны теперь меня не услышат. Это было и кокетливо, и ребячески, но ладно, ничто не совершенно. И я шепнула:

Уведите меня отсюда, а то я вытащу пистолет и сама проложу себе дорогу.

Он засмеялся, и этот смех как меховая подкладка прошел по моей коже, теплый, щекотный и в чем-то непристойный. Репортеры заохали и заахали. Я подумала, не действует ли смех Жан-Клода в записи или в трансляции. Мысль пугала.

Ах вы шаловливая девочка, ma petite!

Никогда больше так меня не называйте! – яростно шепнула я.

Прошу прощения.