Смерти вопреки

– Оберст ранен!

– Мать твою! – выругался товарищ Василий и, бросив на меня бешеный взгляд, приказал: – Тащи его, лейтенант! Как хочешь, но тащи! Головой отвечаешь! Помогите ему! Вперед! Уходим!

Разрезав веревку на руках фон Клюге, мы с одним из двух оставшихся в живых десантников поставили немца на ноги, после чего, забросив его руки нам на плечи, поволокли бессознательное тело по снежному полю. Сзади нас, прикрывая спины, торопливо шел пулеметчик. Перед нами, уже далеко впереди маячили темные фигуры следователя и контрразведчика. Мы успели проскочить около ста метров, как в воздух взвились новые осветительные ракеты, залив все вокруг белым светом. Я тут же рухнул на землю, потянув за собой раненого, а за ним и десантника. Следом за нами шумно плюхнулся в снег, тяжело отдуваясь, пулеметчик. С немецких позиций сразу ударило несколько пулеметов, пересекаясь в воздухе очередями трассирующих пуль. Только спустя несколько секунд мне стало понятно, что внимание немецких пулеметчиков сосредоточено на не успевших вовремя упасть бежавших впереди контрразведчиках. Осторожно чуть приподнял голову. В следующую секунду погасли ракеты. Рывком встал на колени, потом на ноги, поддерживая находящегося в бессознательном состоянии полковника. Быстро переглянувшись с десантником, который поддерживал немца с другой стороны, мы двинулись вперед ускоренным шагом. Где скользя, где увязая в снегу, мы спешили как только могли, так как на кону стояли наши жизни. Лицо мокрое от пота, сердце колотится по ребрам, мышцы словно налились свинцом, а ты спешишь, торопишься, потому что хочешь жить. Даже несмотря на то, что мир сосредоточился на самом себе и цели, черной линии окопов, я успел заметить, что из пары упавших на землю контрразведчиков на ноги вскочила только одна фигура и побежала вперед. Кто это был, из-за бесформенного белого балахона было не разобрать, да мне в этот момент это было неинтересно. Пулеметы фрицев били не переставая, расчерчивая темноту белыми полосами трассеров. Второй наш забег закончился где-то в семидесяти метрах от наших окопов. Дальше мы уже ползли, волоча полковника за обе руки. В окопы нас уже втянули солдаты. Только я привалился к стенке окопа, как меня вдруг внезапно охватил какой-то непонятный страх, от которого внутри словно обдало холодом. Стало знобить. Страх за свою жизнь, долго сдерживаемый внутри, наконец, выполз наружу.

«Отходняк пошел».

Со мной это было уже много раз, так что симптомы мне были известны, как и то, что спустя пять-десять минут приду в норму. В очередной раз коса смерти прошла над моей головой. Я слышал вопросы, но не отвечал на них. Вместо меня отвечали десантники. Спустя минуту сквозь солдат, окруживших нас, пробились офицеры. Мне было плевать, кто из начальства там прибыл, поэтому даже не повернул голову в их сторону. К этому же напряжение уже стало спадать, но ее место сразу заняла усталость, тяжелым грузом навалившаяся на мои плечи. Захотелось спать, глаза слипались, и я слышал голоса, как сквозь вату.

– Где немецкий полковник?! – раздался чей-то голос.

Ему указали на тело в белом маскхалате, прислоненное к стенке окопа.

– Чего рты раззявили, мать вашу?!! – заорал прибывший начальник на солдат. – Его срочно в медсанбат! Лейтенант Тараторкин!

– Я, товарищ майор!

– Лейтенант, головой отвечаете за пленного! Вы меня поняли?!

– Так точно, товарищ майор!

Среди солдат началась легкая суматоха, которая всегда бывает при неожиданном появлении начальства.

– Макеев! Возьми людей и сопроводи разведчиков на КПП!

– Слушаюсь, товарищ майор!

Меня потрясли за плечо, а потом, когда встал на ноги, какое-то время вели по траншеям и переходам. Оказавшись в теплом помещении, я почти заснул, как меня растолкали и сунули в руки миску с парящей кашей и кружку с горячим чаем. Второй раз меня разбудил какой-то сержант.

– Товарищ. Товарищ, просыпайтесь. Вас там вызывают.

Мне очень хотелось послать его подальше, но я пересилил себя, встал, а затем вышел за ним в темноту. Спустя минут пятнадцать мы, наконец, добрались до барака, где жили контрразведчики. В помещении было тепло и сухо, благодаря двум железным бочкам, стенки которых отсвечивали багрово-вишневым цветом. В углу барака лежала приличная поленница дров. Четыре топчана, стол и два стула. В стенку вбито несколько гвоздей, изображавших вешалку. Освещение барака составляли две коптилки и отблески огня из самодельных печек. В тусклом, колеблющемся свете сидело двое незнакомых мне офицеров. Капитан и младший лейтенант. До моего прихода о чем-то оживленно говорившие, при виде меня они встали.

– Лейтенант Звягинцев, – представился я.

Я чертовски хотел спать, поэтому не собирался придерживаться всех правил субординации, только вот капитану это явно не понравилось, и он только открыл рот, чтобы начать воспитывать меня, но наткнувшись на мой жесткий взгляд, похоже, передумал.