– А первого, господин коммандан? А каждого из восьми? Мы же не в окопе отсиживались – мы атаковали! Всю ночь атаковали! Ведь своими трупами дорожку к этой Богом забытой траншее прокладывали. Мы же не виноваты, что боши не обделались от страха, лишь завидев нас и, что никак не хотели сдаться и отступить!..
Лануа хорошо понимал эмоции Мишо, но в данный конкретный момент они были непродуктивны, поэтому он прервал тираду капитана:
– Отвечайте на вопрос, Мишо: возможен ли был на ваш взгляд успех еще одного штурма?
Буря стихла так же внезапно, как и поднялась. Арестант снова откинулся и ушел в тень:
– Не могу знать, господин коммандан. Сержант Нойвиль сообщил мне после последней атаки, что видел, как капрал Бюкар прострелил водяной кожух немецкого MG – скорее всего, это был единственный пулемет бошей, но Нойвиль не был рядом с Бюкаром в этот момент и вполне мог ошибиться…
– А что сам капрал Бюкар?
– Погиб. Далее: я не знал точную численность бошей, не знал, сколько у них раненых, не знал, подходят ли к ним подкрепления, не знал, много ли у них осталось патронов, не знал, есть ли у них возможность починить пулемет, не знал будут ли они и дальше стоять насмерть… Я не знал, возможен ли успех еще одного штурма, господин коммандан.
Лануа почувствовал, что Мишо снова смотрит ему в глаза из своей тени, и снова не отвел взгляд.
– Что произошло, когда пришел курьер?
– Был жуткий туман и курьера мы увидели только когда он уже подходил к нашей траншее. Я окликнул его потому, что он, похоже, даже не видел нас и шел мимо. Он вообще выглядел каким-то рассеянным. Курьер спустился, подошел ко мне и сообщил, что Война закончена, и мы победили. Еще он сказал, что перемирие подписано уже несколько часов назад, еще ночью…
«…А это значит, что смерти твоих бойцов были бессмысленны» – Огюстен, как и Мишо не стал говорить этого вслух.
– Что было дальше?
– Я отошел на другой край траншеи, где никого не было, и попытался застрелиться.
Слова Мишо повисли в воздухе. Теперь уже Лануа вглядывался в тень, в которой скрывалось лицо капитана, в тщетном стремлении заглянуть в его глаза. Установившуюся тишину нарушил сам Мишо:
– В последней атаке я отстрелял весь барабан своего Сент-Этьена и забыл перезарядить. Перед тем, как идти в атаку я бы в любом случае проверил барабан, а со всеми этим новостями забыл…
Огюстену отчего-то показалось, что капитан улыбается:
– … Я нажал на крючок раз десять, прежде чем понял, в чем проблема. Откинул барабан, чтобы перезарядиться, но в этот момент меня скрутил лейтенант Феро. Вроде, я что-то кричал, но точно сказать не могу. Феро встряхнул меня, как следует, кажется, даже ударил по лицу, чтобы я пришел в себя.
Так или иначе, следующее, что я помню, это как курьер передал мне приказ атаковать. Я даже не сразу его понял: кого атаковать? Мы же уже всех победили! Курьер сообщил, что это приказ маршала Фоша всему фронту.
Я стоял и смотрел в его лицо, в лица своих солдат – разумеется, когда пришла новость о Победе они все побросали и сгрудились вокруг. Кто-то из них улыбался, у кого-то на лице была лишь усталость, а кто-то и вовсе плакал. Я вдруг понял, что очень люблю их лица и, что вчера этих лиц было намного больше. А еще я понял, что не хочу, чтобы пропало хотя бы еще одно. Я ведь никакой не офицер – я с ними всю Войну. Хотя учитывая, что почти все, кто был с начала, уже мертвы или демобилизованы, скорее это они со мной всю Войну.
В тот момент, господин коммандан, они все отчего-то представились мне детьми, а ведь я далеко не самый старший из них. Мальчишки в испачканной военной форме и помятых касках на затерянном и вспаханном Войной поле…
Огюстен не прерывал капитана, напротив, в некоторой степени, он был заворожен монологом Мишо. Когда капитан замолчал, Лануа уже полностью и твердо осознавал, что должен хотя бы попытаться спасти жизнь этого неуместного человека. Пришла очередь коммандана с сожалением смотреть на пустую винную бутылку. «Так, факт неподчинения на лицо, но ведь это лишь одно из обвинений…»
– Вы действительно оскорбили полковника Бореля и маршала Фоша?
– Да. Осознав, что нас хотят отправить на смерть, когда мы уже победили, я вновь потерял контроль и действительно нелицеприятно высказался об этих господах.
– Вы не могли бы описать использованные вами выражения?
– Простите, не помню, я же сказал, что потерял контроль… Господин коммандан, а это вам зачем?
– В рапорте полковника Бореля ваши слова приведены почти дословно и мне важно знать, не прибавил ли полковник чего-то, чего на самом деле не было вами сказано, поэтому постарайтесь все же вспомнить.
– Припоминаю, что послал полковника и всех, кто отдал приказ в задницу, а вот было ли что-то еще?.. Не помню.
– Ясно. Что было дальше?
– Я приказал солдатам занять свои позиции. Они оцепенели, так что мне даже пришлось дать свисток, которым я обычно поднимал их в атаку, чтобы привести в чувство. Когда солдаты разошлись, я отвел курьера в сторону.