Смертный бессмертный

– Хорошо, – ответил Вэйленси, – но при одном условии: поставьте меня на самое опасное – самое почетное место! Вы нанесли мне оскорбление и теперь должны его загладить.

– Пусть будет так, – отвечал командир. – Ваше место – рядом со мной.

Еще несколько минут – и все было готово к бою: двое робких отправились предупредить в деревню, остальные скрылись за камнями, под кустами, в расщелинах, за мощными древесными стволами, за обломками скал – везде, где природа предоставляла укрытие, попрятались люди; сам командир занял место на невысоком пригорке и оттуда, скрывшись за деревом, следил за дорогой. Скоро сквозь шум потока донеслись стук копыт и громкие голоса; через покров зелени уже можно было различить тюрбаны и блеск мушкетов; враги приближались.

Крики битвы, стрельба, звон сабель – все затихло. Над вершиною холма, на склоне которого греки устроили засаду, висел месяц, уже готовый скрыться за горизонтом; яркими светильниками сияли с небесной тверди звезды; в зарослях под миртовыми деревьями мерцали светлячки; и порою свет, с небес и с земли, отражался в стали, выпавшей из руки мертвеца. Повсюду распростерлись убитые. Враги, которым удалось прорубить себе путь через засаду, были уже далеко – стук копыт их коней стих вдали. Греки, бежавшие горной тропой, тоже были в безопасности. Здесь остались лишь мертвые: бездыханные лежали они, и бледный свет луны скользил по таким же бледным лицам. Все было тихо и недвижимо: под кустами на склоне холма или на открытой дороге – везде только мертвецы, люди и кони вперемешку – никто не двигается – никто не дышит.

Но вот послышался вздох – и растворился в шуме потока. Следом раздался стон, а за ним слабый, дрожащий голос произнес:

– Матушка, бедная моя матушка!

Бледные уста, выговорившие эти слова, не могли произнести ничего более; за этим призывом последовал поток слез.

Стон и плач, казалось, пробудили к жизни еще одного мертвеца. Одно из распростертых тел медленно, с трудом приподнялось на локте. Лицо раненого было покрыто восковой бледностью, глаза заволокла предсмертная муть; но голосом тихим, но твердым он спросил:

– Кто говорит? Кто плачет? Кто еще жив?

При этом вопросе раненый, устыдившись, прервал рыдания и умолк.

– Голос не грека, – снова заговорил второй. – Неужели тот отважный юноша… я думал, что спас его… пуля, выпущенная в него, теперь в моем боку… Это ты, англичанин? Скажи что-нибудь еще! Кого ты зовешь?

– Матушку, что будет горько оплакивать мою гибель, – отвечал Вэйленси; из глаз его вновь заструились слезы.

– Ты ранен смертельно? – спросил командир.

– Здесь, без помощи, я непременно умру, – ответил тот. – Хотя… если бы добраться до воды – может быть… попробую!