Смертный приговор

Свежо предание, Михаил знал строптивый характер жителей левобережья, ибо прожил с ними бок о бок полтора года. Тем более справедливость, так, по крайней мере, он считал, была на их стороне. Офицеры четырнадцатой армии внимательно следили за событиями в Приднестровье. После победы народного фронта Молдову захлестнула волна национализма. А началась — с принятия закона о языке. Изволь говорить по-румынски. Кланяйся румынскому триколору, памятному людям с Отечественной, когда десятки тысяч молдаван погибали под этим «священным» стягом в румынских лагерях смерти. И самое мерзкое: пой — громко и вдохновенно — принятый отныне в республике гимн, выпевай четко противоестественные для молдаван слова: «Вставай, пробуждайся, румын...»

Многие местные жители, конечно же, не восприняли этакое новшество. Что ж говорить о русских, украинцах, гагаузах и прочем национальном многоцветье. Приднестровье первым воспротивилось румынизации страны и потребовало автономии, а затем и отделения от Молдовы. Противостояние переросло в открытую конфронтацию, обострявшуюся с каждым днем. И Михаил Обут, офицер российской армии, оказался на противной его убеждениям стороне...

Чем дальше вместе с ротой он двигался в сторону Днестра, тем паршивее себя чувствовал. Слишком велика силища, надвигавшаяся на маленькое Приднестровье. Уже не верилось, что дело ограничится демонстрацией силы. Незаряженная винтовка и та раз в году стреляет, а собранная воедино боевая техника и такая масса вооруженных людей способны сдетонировать от любой искры...

Три БТРа, порученные заботам Михаила, находились в ужасном состоянии. Ходовые части грязные, заржавевшие, агрегаты не смазаны, двигатели разрегулированы, запасных частей нет, и никого это не беспокоило, потому что за рычагами сидели случайные люди. Машины коптили, останавливались в самых неподходящих местах. У лейтенанта Обута во взводе в таком состоянии техника просто не могла быть. Механики-водители драили машины до изнеможения. Здесь же он сам, что называется, рядовой в обмотках и ни с кого, кроме как с себя, спросить не может. Первый же водитель, которому он сделал замечание, послал его куда подальше. Да и знал этот, с позволения сказать, механик, как переключать скорости да жать на газ. Никто большего с него не требовал.

Пришлось самому заниматься ремонтом двигателей, регулировкой механизмов на ходу, во время коротких привалов. Как только колонна останавливалась, он нырял в моторное отделение какой-нибудь машины и не вылезал до тех пор, пока не поступала команда «Вперед!» Стояли они подолгу, и Михаил сумел привести машины в порядок, разумеется, в первом приближении. Господин лейтенант был в полном восторге. Еще бы, такого специалиста приобрел! Приданные ему БТРы уже не задерживали следующих за ними, и господин лейтенант избавился от множества неприятностей.

— Спасибо тебе, Степанчик! — с чувством сказал он.

Выраженная таким образом благодарность свидетельствовала о том, что ротный командир — человек с гражданки. Новоявленный господин лейтенант походил на школьного учителя с хорошо поставленным голосом и «правильной» речью.

— Нам случайно не изменили маршрут на марше? — поинтересовался Обут, воспользовавшись благосклонностью командира.

— Маршрут прежний: на Бендеры. Для республики этот город имеет первостепенное значение. В нем сосредоточено множество промышленных объектов.

— Лакомый, выходит, кусочек, — заметил Михаил.

Вопрос о присоединении Молдовы к Румынии обсуждали в правительстве, широко освещали в газетах. Ну, Молдова — понятно. Она, как та Дунька, в Европу желает. А на кой Румынии нищая Молдова без промышленного района Приднестровья? Тем более без Бендер, действительно принадлежавших в давние времена Румынии?..

Мысли свои Обут вслух не высказал, но ротный, похоже, догадался. Окинув Михаила цепким взглядом, он нахмурился и сердито сказал:

— Не нравятся мне твои рассуждения, Степанчик, дурно пахнут. Бендеры никогда не были приднестровскими. По Бухарестскому договору восемьсот двенадцатого года они вошли в состав Бессарабии. А с восемнадцатого принадлежали уже Королевству Румыния. Уяснил, Степанчик?

Теперь Обут окончательно уверился: ротный на гражданке был учителем истории, потому и знает на зубок даты. Надо бы промолчать, но в Михаила словно бес вселился.

— Зато с сорокового Бендеры в составе Молдавии, — заметил весело. — А сама Молдавия, как автономная республика, существует с двадцать четвертого года со столицей в Балте, а затем в Тирасполе. А Бессарабия присоединена к ней перед войной. Так что нынешняя лапа, протянутая Кишиневом к Тирасполю, не очень-то правомочна...

Ротный испуганно поглядел на механика-водителя и тихо, очень тихо, перейдя на «вы», произнес:

— Слишком много знаете, Степанчик. Слишком своеобразно трактуете факты!

Это была почти угроза. И Михаил примирительно ответил:

— Вы, господин лейтенант, предмет знаете изнутри, а я пользуюсь информацией из газет. В них больше слухов и сплетен, чем истины. Я могу ошибаться...

Искренности Обуту все же не хватило. Ротный это сразу почувствовал.