Смертный приговор

Синева, постепенно окутывающая улицы, все больше сгущалась. Свежевыбеленные мазанки тонули в густой россыпи садов, сквозь плотный строй деревьев едва просматривались тускло светящиеся оконца, придавая переулкам особую таинственность, усугубляемую глубокой тишиной. Шаги редких прохожих, ступающих по мостовой, казались осторожными, будто человек не идет, а' крадется, слегка касаясь земли ногами.

К центральному КПП десантников Михаил Обут вышел внезапно. Из-за угла увидел знакомый домик с пологой крышей и широкой дверью, в проеме которой стоял часовой. Здесь сходились три улицы, образующие небольшую площадь, помимо уличных фонарей ее освещал установленный на КПП прожектор. Пронзительно-фиолетовый луч его был настолько сильным, что буквально подталкивал в спину прохожих, поторапливая поскорее миновать освещенное пространство.

У ворот лежащие крест-накрест громоздились бетонные плиты с торчащими по бокам металлическими прутьями арматуры. Ни въехать в полк, ни выехать из него было нельзя. Завал охраняли вооруженные патрули. Михаил насчитал курсирующие вдоль КПП четыре пары волонтеров.

Как же ребята тут живут? Как поддерживают связь с внешним миром, завозят продукты, почту?.. Сквозь такой кордон не проберешься. Десантникам не позавидуешь, но Михаил отдал бы сейчас все на свете, лишь бы очутиться в их рядах.

Он пересек площадь, чуть свернул влево. Улица пошла на уклон, уводя в сторону. Идти вдоль заграждения Михаил не решился, не следовало привлекать к себе внимание. Обойдя пару кварталов, он снова, прячась в тени, приблизился к ограде. Неожиданно повезло. Он услышал, как несколько волонтеров, собравшихся в кружок, о чем-то заспорили. Один, с бородой, вытащил из кармана бутылку, тотчас пошедшую по рукам.

Перебегая от дерева к дереву, Михаил приблизился к стене. Теперь до нее оставалось не более четырех метров. Их можно преодолеть в несколько прыжков...

Волонтеры засекли его поздно. Кто-то закричал, когда Михаил уже перемахнул через стену: что для него какой-то двухметровый забор, пусть даже с колючкой наверху. На спецучениях десантникам приходилось преодолевать и не такие препятствия.

Оказавшись внутри ограды, Михаил попал в то самое полымя, которого опасался. Часовой, конечно же, заметил нежданного гостя. Клацнул затвор автомата, и окрик: «Стой! Кто идет?» заставил Михаила похолодеть. Не хватает, чтобы свои подстрелили. Он застыл на месте и заорал:

— Стою! Стою, мать твою!..

Позднее, уже в штабе, куда Обута под конвоем привел все тот же задержавший его патруль, солдат, когда его спросили,

что он ворон-то ловил и «летающего» через стену не подстрелил, смущенно оправдывался:

— Так он таким трехэтажным загнул... Сразу видать — свой.

Все вокруг дружно расхохотались, а вошедший в дежурку командир полка, которому успели доложить о задержании, с усмешкой заметил:

— Счастлив твой Бог, лейтенант. Я ведь приказал солдатам не церемониться с любителями по стенам лазать. Считай, второй раз от пули ушел.

— Почему второй? — спросил Михаил.

— Так ведь ты нынче знаменитость, — ответил полковник. — Твою физиономию растиражировали все газеты.

Кабинет командира полка полковника Голубева, где продолжался разговор, был небольшим, с необходимой мебелью. Ни одного лишнего предмета, кроме разве что двух цветных репродукций — шишкинского леса и левитановской осени. Хозяин был высок, широк в плечах, гибок, мускулист. Лицо загорелое, продубленное ветрами, слегка скуластое, с глубоко посаженными серыми глазами могло бы принадлежать аскету, кабы не мягкий взгляд и улыбка, затаившаяся в уголках губ. Определенно российские пейзажи Шишкина и Левитана украшали кабинет не случайно.

— Что будем делать, лейтенант? — задумчиво спросил командир полка. — Тебя давно ищут и непременно придут сюда. Они не полные дураки и рассудят здраво: где мог скрыться спецназовец, как не у друзей-десантников?

Михаил почувствовал, как почва, которую он только что обрел, закачалась. Он так стремился к своим, а те собираются его сдать. Открестятся, как недавно майор Нарышкин или командарм Ткачев, не пожелавшие пальцем пошевелить во имя спасения своего офицера.

— Я же невиновен, — сдавленно пробормотал Обут. — Я выполнял свой долг.

Голубев покосился на лейтенанта неодобрительно, с укором сказал:

— Плохо ты о нас думаешь. И с выводами спешишь...

В дверь кабинета постучали. Вошел дежурный по полку. Доложил, что из Белграда прибыла машина с хлебом, но попасть в расположение части не может.

— Вы что, первый раз службу несете? — спросил командир полка. — Не знаете, как действовать?

— Так точно. Не приходилось оказываться в такой ситуации.

— Понятно, — усмехнулся Голубев. — Поднимите по тревоге дежурный взвод, подгоните хлебовозку к ограде с той стороны, и пусть ее содержимое люди перенесут в столовую. Все.

— Через стену? — спросил обалдевший дежурный.

— Именно. Вы полагаете, десантники разучились преодолевать препятствия с грузом? — в голосе командира полка прозвучала насмешка. — Идите, капитан, выполняйте.

Когда за дежурным закрылась дверь, Голубев повернулся к Обуту и устало сказал: