— Хорошо, — согласился Косыгин. — Я утром все сделаю. Но еще хочу поднять вот такой вопрос. Все-таки что ни говорите, а Тараки и Амин скрывают от нас истинное положение вещей. Мы до сих пор не знаем, что происходит в Афганистане. Люди они, видимо, хорошие, но многое от нас утаивают. В чем причина, понять трудно. Андрей Андреевич, — повернулся он к Громыко. — Я считаю, что нам нужно будет решить вопрос с послом. Фактически тот посол, который сейчас в Кабуле, не является авторитетным и не делает того, что положено. Кроме того, я бы считал необходимым направить туда дополнительное количество квалифицированных военных специалистов. Далее, мне кажется, мы обязаны принять более развернутое политическое решение. Возможно, проект такого решения должны подготовить товарищи из МИДа, Минобороны, КГБ, международного отдела ЦК. Ясно, что Иран, Китай, Пакистан и конечно Картер будут выступать против Афганистана, всеми способами мешать его законному правительству. Вот здесь-то как раз и потребуется наша политическая поддержка.
Косыгин перевел дух и теперь перешел к тому главному, о котором до сих пор избегали говорить остальные.
— Думаю, что не следует афганское правительство подталкивать к тому, чтобы оно обращалось к нам относительно ввода войск. С кем нам придется воевать в Афганистане? Они же все магометане, люди одной веры, а вера у них настолько сильная, что они могут сплотиться на этой основе. Мне кажется, нам надо и Тараки, и Амину прямо сказать о тех ошибках, которые они допустили. Ведь до сих пор у них продолжаются расстрелы несогласных с ними людей. Они уничтожили руководителей не только высшего, но даже среднего звена из фракции «парчам».
Судя по всему, советский премьер хорошо подготовился к этому заседанию. Изучил телеграммы внешней разведки КГБ и ГРУ, материалы МИД и ЦК. Коллеги по политбюро, похоже, оценили это. Но теперь все они понимали: отмолчаться по поводу ввода войск не удастся. Косыгин высказал свое мнение. Следом за ним слово взял Устинов. Искушенный в аппаратных делах, ставший наркомом, как и Косыгин, еще при Сталине, он не стал прямо заявлять свою позицию, а пошел другим путем:
— У нас разработаны два варианта относительно военной акции. Первый состоит в том, что мы в течении суток направляем в Афганистан 105-ю дивизию ВДВ и перебрасываем в Кабул мотострелковый полк, а к границе подтянем 108-ю и 5-ю дивизии. Но для этого, как правильно здесь говорилось, надо подготовить политическое решение.
Кириленко поторопился поддержать министра обороны:
— Товарищ Устинов правильно ставит вопрос: нам нужно выступить против мятежников. Вместе с тем, если речь пойдет о вводе наших войск, мы должны повлиять на Тараки: мы не можем вводить войска без соответствующего обращения к нам со стороны правительства Афганистана, пусть Тараки об этом знает.
— Но у нас имеется и второй вариант, — продолжил Устинов уже увереннее, чем прежде. — Он тоже проработан. Речь идет о вводе двух дивизий.
— А что касается переговоров с Тараки, то, как мне кажется, лучше, чтобы с ним переговорил Алексей Николаевич, — предложил Андропов, дипломатично уйдя от обсуждения главной темы.
— Верно, — задвигались, оживились опять члены политбюро. — Пусть Косыгин с ним поговорит.
— Я согласен с тем, что надо разработать политический документ, — продолжил своим тихим голосом председатель КГБ. — Но при этом надо иметь в виду, что на нас наверняка навесят ярлык агрессора. И все же, — он поднял глаза и оглядел коллег, — нам ни в коем случае нельзя терять Афганистан.
Косыгин нагнул голову, сидел набычившись. Мешки под его глазами, казалось, набухли еще сильнее. Кандидат в члены политбюро Пономарев, хоть и в витиеватой форме, но тоже высказался за ввод войск Следовало как-то выруливать на общую линию. И заодно щелкнуть по носу этого надутого фанфарона, напялившего на себя маршальский мундир. Косыгин недолюбливал министра обороны. За его откровенно «ястребиную» позицию по многим вопросам внешней политики. За то, что Устинов бесконечно просил все новые и новые деньги на оборону и всегда получал их — в ущерб народному хозяйству. За его близость к генеральному секретарю и умение «решать вопросы» келейно, без предварительного обсуждения на ПБ и правительстве. Косыгина раздражало, как нелепо сидела на министре маршальская форма: фуражка набекрень, узел галстука болтается… Он знал, что и многие профессиональные военные из окружения Устинова тоже не приняли его как министра, шушукались за спиной, наградили шефа обидным прозвищем.
— Возникает вопрос: как мы будем выглядеть перед мировым общественным мнением, — сказал премьер. — Если уж мы примем решение вводить войска, то это надо обосновать, подобрать соответствующие аргументы. Может быть, кому-то из ответственных товарищей поехать в Афганистан для прояснения обстановки на месте. Возможно, товарищу Устинову, — он сделал паузу, — или Огаркову.