Смертоносный вирус «А». Кто «заразил» СССР Афганской войной

Алексей Николаевич Косыгин, который в отличие от Брежнева находился в хорошей форме и среди членов политбюро был, несомненно, лучшим «переговорщиком», сразу понял причины вчерашнего спектакля, разыгранного Тараки. Демонстративно заявив о своем нежелании говорить на языке дари, афганский лидер решил тем самым заметно и громко продемонстрировать свой «пуштунизм». Да, видимо, именно эту тему афганские руководители захотели сделать ключевой в ходе их визита в Москву. Договор о дружбе — это для них дело решенное, рутинное, они никогда не сомневались в том, что СССР станет их главным другом и спонсором. Но, судя по всему, амбиции гостей простираются гораздо дальше существующих сегодня афганских границ. Хотя это, конечно, очень странно: сами жалуются на обилие серьезнейших проблем во всех сферах жизни, да и та информация о внутреннем положении Афганистана, которой мы располагаем, не внушает ни малейшего оптимизма, и при этом — столь дерзкая идея фактически объявить войну соседнему государству. Причем с очевидным нашим участием. Мы начинаем поддерживать пакистанских пуштунов, белуджей и прочую оппозицию. Об этом сразу становится широко известно. Правительство Пакистана высказывает свое справедливое возмущение подрывной деятельностью, которую СССР ведет на его территории. Немедленно осложняются отношения с США и их союзниками. Шансы на успех этой акции ничтожные, зато головная боль — на многие десятилетия.

Косыгин внимательно посмотрел на Амина. Либо этот человек чрезвычайно наивен в вопросах большой политики, либо… это какая-то провокация.

Председатель правительства спокойно и твердо ответил, что осуществление подрывной деятельности на территориях суверенных государств — пусть даже эти государства занимают по отношению к СССР и дружественным ему странам враждебную позицию — противоречит принципам советской внешней политики.

В тот же день в «Зимнем саду» Кремля «с глазу на глаз» встретились Брежнев и Тараки. Рюриков, который и здесь выступал в роли переводчика, был готов к любым неожиданностям. Однако афганский руководитель, видимо, уже предупрежденный Амином о жесткой позиции премьера, ничего «такого» не наговорил. Он лишь повторил сказанное час или два назад его заместителем. При этом не стал вдаваться в историю англо-афганской войны. Леонид Ильич, выслушав, покивал головой, хотя, скорее всего, не понял, в чем состоит проблема и чего хочет от него гость. По сути обращения афганского лидера генеральный секретарь никак не высказался, однако обещал, что вопрос, затронутый Тараки, будет внимательно изучен.

Чтобы дать руководителю ДРА высказаться перед представителями Запада и заявить о себе, в программу визита по инициативе Громыко была включена встреча с высокопоставленными иностранными дипломатами, аккредитованными в Москве. Тараки, для которого английский язык был почти родным, стал выступать перед дипломатами на пушту. Посол Афганистана в СССР Пактин довольно хило переводил его речь на русский. Похоже, Тараки не знал, о чем нужно говорить с дипкорпусом. А может, недостаточно выспался после вчерашнего ужина. Почему-то его слишком увлекла тема дипломатической неприкосновенности. Трясущийся от напряжения Пактин переводил на русский язык: «У каждого из вас есть дипломатический иммунитет. Посла нельзя арестовать, посадить в тюрьму. Поэтому посол должен хорошо работать и давать объективную информацию своему правительству». После этих слов в зале послышались смешки. Те дипломаты, которые были знакомы с фрейдовской теорией опечаток и оговорок, сразу же поняли проблему: в Афганистане утвердился жестокий режим репрессий, и Пактин боится за свою жизнь.

В закрытом меморандуме, подготовленном ЦК КПСС по итогам визита, в целом положительно оценивались его результаты. Было подчеркнуто, что отношения между СССР и ДРА приобрели качественно новый характер, базируются теперь на классовой основе, проникнуты духом товарищества и революционной солидарности. Руководству ДРА было сказано, что оно может твердо рассчитывать на нашу помощь и поддержку в деле революционного переустройства афганского общества.

Интересно, что авторы этой секретной записки не обошли и деликатный момент, связанный с просьбами Тараки и Амина оказать им поддержку в борьбе за Великий Пуштуни-стан. «Афганские руководители выразили озабоченность антиафганской деятельностью, осуществляемой с территории Пакистана, и сделали определенный акцент на разногласии с этой страной по вопросу о судьбе пуштунов и белуджей, — говорилось в цековском документе. — С нашей стороны в тактичной форме было сказано о нецелесообразности применения любых крайних мер, что может быть использовано внешними и внутренними врагами Афганистана».

Как-то вечером Старостину сказали, что завтра регулярным рейсом «Аэрофлота» в Кабул прилетает профессор Московского университета Николай Александрович Дворянков. Валерий понял, что надо отложить все дела и ехать встречать ученого.