Смятение

Во время службы он раздумывал, понимает ли Нора, что делает. Вспоминал время, когда она хотела быть монахиней, «невестой Христовой». Надеялся, что нет у нее ощущения, будто она в жертву себя приносит: меньшую, полагал он, по значимости, поскольку Ричард все же не Бог, только все равно жертву. Представление о жертвенности вызывало у него тревогу: он чувствовал, что сам способен выдержать жертву лишь краткую и резкую, а Нора наверняка на такое не пойдет, и будет это продолжаться, пока либо она, либо Ричард не умрут. Это обратило его мысли к Оливеру – нынче ему, наверное, уже лет восемь, а собаки живут не многим больше двенадцати-четырнадцати лет. Незачем и думать об этом. Часто то, что целую вечность тревожило его, оказывалось не таким уж и плохим, как ему представлялось, а порой ничего и вовсе не случалось. Вроде призыва в армию: стоило ему решить, что он обязан согласиться стать солдатом или чем-то вроде, как его помели за ненадобностью. Со зрением у него непорядок, не говоря уж обо все этой шоковой терапии. Вот тогда он и пошел на фермера работать, который вообще-то был рыночным огородником. Выращивал акры овощей, кое-какие салаты, кое-какие фрукты и позволил Кристоферу использовать рабочий фургон под жилье на выходные за очень низкую плату. Фермер с женой вполне привязались к Кристоферу и предлагали ему комнату в своем доме, но ему, если честно, нравился фургон, который он обустроил под дом для себя и Оливера. Ферма располагалась сразу за Уэртингом, у него был мотоцикл, чтобы ездить за продуктами и за всем другим, что понадобится. Питался он в основном овощами с фермы плюс картошкой с хлебом. Стал вегетарианцем, решив, что нельзя любить животных, как он любил, а потом есть их, так что свой мясной рацион он отдавал Оливеру. Раз в неделю ужинал с Херстами, в остальное же время готовил себе на примусе. У него была керосиновая лампа, духовка на керосине и спальный мешок, так что было вполне уютно, даже зимой, еще мама подарила ему радиоприемник на Рождество. Все у него было в полном порядке. Работал, не жалея сил, не страдал от одиночества, хотя и понял, увидев сегодня Полли, до чего ж он тосковал по ней. Боже, до чего ж она хороша вот сейчас, когда в церковь заходит! Луиза, с которой он никогда особо и не разговаривал, выглядела довольно старой в серой беличьей шубе (чего он не одобрял: это же жуть какое количество белок на такую шубу пошло), Клэри выглядела почти так же, как и всегда, только ростом выше да шляпу малость по-глупому носит, зато Полли в пальто цвета темно-синих гиацинтов и голубой шляпе, скрывающей ее белый лоб и медного цвета волосы, выглядела неприступно пленительно – она вдруг настолько повзрослела, что он чувствовал, что и знать не будет, о чем с ней говорить.

Вот отец оставил Нору и пошел обратно сесть в первом ряду с мамой. Жуть, должно быть, на месте Ричарда оказаться, подумал он, совсем без рук, все время вынужденный быть признательным людям. Он глянул на свои руки, распростертые на коленях, чтобы удержать ноги в тепле: он не привык ходить в такой тонкой одежде. Мама аж вскрикнула, увидев их, когда старалась обрядить его в наряды дяди Хью. Они выглядели как руки, проведшие большую часть своей жизни на воздухе и много поработавшие: он так и не смог вычистить землю из-под ногтей, вся кожа была в пятнах от отморожений (и на ногах тоже), но он теперь уже привык к ним. Весной становится получше, а сейчас для них самое гиблое время года. Когда он начал работать на ферме, то у него еще и мозоли-волдыри были, но они скоро пропали. Все равно, не для увеселительных вечеринок такие руки…

Жених с невестой оба произнесли клятву: Ричарда он еле слышал, зато голос Норы звучал ясно и ровно. Забрела в голову мысль: сам-то он женится на ком-нибудь? – а следом и ответ подоспел: вообще-то, наверное, нет. Даже не представлялось, чтобы кто-то согласился пойти за него, он вообще совершенно не умел воображать будущее, не мог даже подумать о том, как все будет, когда кончится война, если та когда-нибудь кончится. Жениться, если ты не веришь в Бога, было бы, видимо, неправильно. И уж в чем он был вполне уверен, так это в том, что на двоюродной сестре жениться нельзя.

Произошло какое-то общее движение. Ричард с Норой укатили куда-то вглубь, мама с папой и родители Ричарда последовали за ними. Скоро все они поедут в какую-то гостиницу на свадебный обед, а потом Нора с Ричардом отправятся во Френшем, по крайней мере, до конца войны, и Нора собирается зарабатывать деньги, ухаживая за одним-двумя другими ранеными. Дом там большой, но, как он полагал, жить им придется только на первом этаже.

Стали возвращаться. Он надеялся, что вскоре все закончится, потому как он замерз и был донельзя голоден.

* * *

– А почему Арчи не было?

– Так его некому было пригласить. Нора его не знает, да даже тетя Джессика вряд ли

знает его.

– А-а.

– Тебя тоже печаль берет? Забавно, до чего же свадьбы способны в печаль вгонять. Мне даже после Луизиной взгрустнулось, хотя событие было куда как более звездное.