Общая обстановка была совсем унылая. Не было слышно ни смеха, ни детских криков, ни громких, зазывающих призывов купцов, ни азартного, до ожесточения торга, неизменно возникающего между покупателем и продавцом. Лишь где–то на периферии сознания слышалось жалобное мычание коров и недовольное, нервное похрюкивание свиней. Перемога тоже услышал эти звуки.
– Должно быть, животинку сюда на продажу, али на убой пригнали. Слышишь, княжич, из хлевов ветер доносит?
Я молча кивнул наставнику, переведя взгляд на здоровавшихся со мной монастырских чернецов Смядынского монастыря, уверенно рассекающих по улице в своих чёрных балахонах.
– Видать с монастыря скотину пригнали! – тихо проворчал Перемога, когда мы разминулись со стайкой монахов. – Точно! Мычат от монастырских амбаров, – ещё раз прислушавшись, сделал он однозначный вывод.
"Кому война, а кому мать родна" только и подумалось мне, но вслух ничего не ответил. Я смотрел на полоску серого неба, незаметно сливавшуюся сгрязным, лежалым снегом. И всё это на фоне покосившихся, чёрных от времени зданий, оккупированных, вольготно усевшимися на заборы и коньки крыш стаями каркающего воронья. Мрак, одним словом!
Поблуждав так по городу, в сгущающихся сумерках, мы повернули своих коней на выезд из этой обители скорби и печали. У Изяслава Мстиславича на подворье было куда как живей и веселее – сделал я однозначный вывод.
На седьмой день моего пребывания в Смоленске, распорядок дня в основном вернулся на круги своя, в привычную, ещё по жизни в изгнании, в Зарое, колею. Этому не очень приятному для меня обстоятельству, весьма поспособствовал приставленный к моей особе пестун Перемога. Дело он своё знал, поблажек почти не давал, вот и сейчас Перемога инструктировал своего главного подопечного.
– Не так княжич, смотри на меня, как надо, – говорил пестун, чьё тело уже принимало боевое положение, – движения делай мягше, и локоть правой руки сильно вверх не задирай. Следуя этим не сложным инструкциям, я отпустил натянутую тетиву, стрела глубоко вошла в тело полуметровой круглой мишени.
– Хватит дядька, сам видишь, в мишень я попадаю, давай лучше меня на мечах по–обучай. – Учиться стрелять из лука было, откровенно лень, особенно в свете вынашиваемых мной планов по изготовлению арбалетов и ружей.
– Верно, попадаешь, – согласился Перемога, – но до настоящего лучника тебе ещё лет пять ежедневно заниматься стрельбой надоть. Тогда с такого расстояния будешь не в чурбак попадать, а в самый глаз белки. А мечами после обеда займёмся!
– Некогда будет. После обеда уеду по делам! Так, что давай, напоследок на мечах разомнёмся.
– Дела, дела, – передразнил Перемога княжича, – дела твои должны быть в ратном учении токмо!
– Перемога, не забывай, что я не только воин, но и князь, – парировал я возражения дядьки–пестуна, – а князьям надо уметь не столько в беличий глаз попадать, сколько разумно управлять своими людьми. Так, что не бурчи!
– Куда ты хоть собрался? Князь, кстати, тебя отпущал? – недовольно сверкнул глазами наставник.
– Отец знает. Кузнецу хочу самострел особый заказать.
– Тьфу, – от досады сплюнул Перемога, – на кой ляд он тебе нужён? Ежели ты был бы косоруким неумёхой, то да, а так лук во всех делах ратных для тебя и лучше и сподручней будет, особливо верхом на коне.
– Скажи ка мне, дядька, – спросил я, хитро прищурив глаза, – а ты закованного в добрую броню воина стрелой сможешь пробить?
– Насовсем краткое время оглушить, сбить с ног, нутро чутка отбить, – то да, – рассуждал Перемога, – если броня на самом деле добрая, то пробить её стрелой можно, если только совсем в упор стрелять, и то, как повезёт.
«– Правильно, – подумал я, – особенно если учесть, что в наконечниках стрел редко используют закалённую сталь, а в основном мягкое железо»
– А мой самострельный болт пробьёт, – продолжил я пикировку, – потому как его сила натяжения много выше, чем у лука.
– А вот тут ты княжич, – хитро улыбнулся Перемога, – не совсем прав, поэтому я и говорю, что учиться тебе надо, стрелой в глаз белки попадать. А нужда будет, так тому же рыцарю в глаз иль другую бездоспешную щель, как той белки, всадишь. И никакой самострел тебе не надоть будет! – сказал пестун и с торжеством посмотрел на меня.
– Так, самострел я буду делать много мощней нынешних, – я говорил тоном человека, абсолютно уверенного в своих словах, – а во–вторых, ими можно будет вооружить ополченцев, ведь мало кто из них хорошо луком владеет, а самострел в самый раз им придётся. Бьёт мощнее лука, а обучиться стрельбе за день можно.
– Ну, – Перемога почесал затылок, – коли так, то да …, хотя с другой стороны, не особо хорошо выйти может.
– Ты это о чём? – спросил я у засомневавшегося пестуна.