Смотрящие вперед

Я рассказал очень коротко: что там было рассказывать-родился, учился... и, подумав, добавил: "Сейчас учусь в 9 "Б", а после школы стану - я на миг запнулся, ребята смотрели на меня с интересом - и я выпалил: буду штурманом!" И лучше бы мне этого не говорить. Все рассмеялись, и Афанасий Афанасьевич тоже.

- А трактористом не хочешь? -звонко выкрикнула одна из девчонок, и сразу посыпался ворох вопросов:

- А почему не просто ловцом в нашем колхозе?

- Если все будут капитанами, кто будет работать в колхозе?

- Почему это именно капитаном, чтоб распоряжаться?

- А на целину ты не поехал бы?

Кричали одни девчонки, даже раскраснелись все от злости.

Справедливости ради отмечу, что вопросы эти были не так уж глупы, как это кажется. Дело в том, что в нашей школе почти все мальчишки мечтали стать капитанами и штурманами, и никто не хотел быть "простым" рыбаком. Другое дело, что редко кто становился капитаном. Но колхоз нуждался именно в рядовых ловцах. Столько лет прошло после войны, а до сих пор на рыбный лов выезжали в большинстве женщины, старики и подростки. Были, разумеется, среди ловцов и мужчины - те, кто не закончил школы, как Фома, например.

Леша Морозов нетерпеливо постучал по столу авторучкой.

- Что за неорганизованность. Вопросы надо задавать по очереди.

Все разом стихли. Девчонки со степенным видом спросили кое-что по уставу комсомола и международным событиям. Я отвечал в общем правильно. Но вот Павлушка поднял руку, и я застыл в ожидании неприятности.

- У меня такой вопрос,- гнусавя и растягивая слива, начал Рыжов,предположим, мы тебя примем, так? Если тебе скажут: или комсомол, или море. Что ты выберешь?

- Никто не скажет,- загорячился я,- будто нельзя комсомольцам плавать в море...

- Конечно, можно! - дружно загалдели мальчишки. Но Павлушка стал настаивать на своем.

- Мне важно его отношение, как вы не понимаете. Если, к примеру, комсомол потребует от тебя: откажись навсегда от мысли стать штурманом. Что ты выберешь: штурманом быть или комсомольцем?

Я ответил, не задумываясь:

-- Комсомольцем, конечно; а сам буду матросом или ловцом.

- Нет. Совсем отказаться от моря, навсегда! - поспешно поправил Рыжов, еще более гнусавя.

Я покраснел мучительно, жгуче, мне вдруг сделалось так жарко, что я аж вспотел весь. Ребята притихли, их заинтересовала такая постановка вопроса. Я понял,они думали сейчас: "Как его принимать, если он еще колеблется, море ему выбрать или организацию". Леша Морозов вопросительно взглянул на учителя. Афанасий Афанасьевич уже хотел вмешаться, но я в этот момент сказал:

- Мне надо подумать!

- Подумай,- почти машинально согласился Леша и опять посмотрел на классного руководителя, но тот с большим любопытством разглядывал меня. Его, видимо, очень заинтересовало, как я отвечу.

Наступила невообразимая тишина. Даже стулом никто не скрипнул, не пошевельнулся.

Я стал думать.

О нет, я не выбирал. Я только представил себе, как я буду жить без моей мечты. И мир сразу как-то потускнел, увял, съежился. Вот только еще минуту назад жизнь была захватывающе интересной, таинственной, полной глубины и смысла. Что-то яркое, праздничное, торжественное было в ней. И вдруг все потускнело. Я представил длинную череду самых обыкновенных дней, когда я честно и добросовестно тружусь в одной из любых неморских профессий. Что-то отлетело от жизни, ее душа, самая ее сущность.

Надо было скорее думать - все ждали моего ответа. А я смотрел в раскрытые окна на золотистый песок на площади, на развешанные для просушки сети, очертания маяка в голубоватой дымке, и в голову мне лезли обрывки из старой потрепанной лоции. "Должно обращать внимание на то, чтобы смотрящие вперед помещались на корабле в таких местах, где корабельный шум наименее мешал бы слышать звук туманного сигнала. На береговых маяках во время тумана, метели, вьюги и пасмурности производится звон в колокол двойными ударами с перерывом не более трех минут".

Смотрящие вперед - это те, кто ведет корабли вперед, что бы там ни происходило на море. Пусть ночь, осенние злые штормы, гололедица, ревущие буруны, а внизу подводные скалы, затонувшие суда, которые "представляют опасность для мореплавания". Опасность, риск, разлука с близкими, тяжелые изнурительные вахты - я не обольщался, ведь я вырос среди моряков и знал, что такое труд моряка.

Маячный огонь светит в ночи, но так далеко; на мачте поднимаются штормовые сигналы, днем черные конусы, ночью красные фонари - так указано в лоции, и не всегда придут на помощь, если летит в эфир отчаянное 505. Не для них, ведущих вперед, якорные стоянки, тихие пристани. Никто не собьет их с курса...

И, словно Павлушка отнял у меня самое дорогое в жизни, я почувствовал к нему нестерпимую ненависть, от которой мне даже стало больно физически. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше чувствовал такой гнев. Сам не замечая того, я сжал кулаки и шагнул к Павлушке, сидевшему в первом ряду,- всегда и везде он лез в первые ряды. Он отшатнулся.